Духовные беседы

Бог есть огонь, и приближаться к этому огню надо с величайшим смирением. Поэтому будьте осторожны с этим огнем. Для нас состояние, которое дано было жить Силуану, еще далеко не есть реальность. От страдания, которое он — Силуан — пережил, родилось состояние, когда он жил жизнью всего Адама. И это было не философское, а духовное состояние человека. Как мы можем держать ум во аде, подобно тому состоянию, в каком был Силуан? — Мы можем познать это в пределах нашего опыта, когда нас отягощает уныние. При унынии Отцы установили как общее правило — самопорицание: во всем обвинять себя. Это состояние ниже того, о котором мы читаем в житии Силуана. Но это — царский путь, оставленный нам Отцами. Итак, когда что-нибудь плохое происходит, человек говорит: «Это я виноват — если бы у меня не было плохих помыслов и если бы я был исполнен любви Христовой, то этого не было бы». И человек тоскует, печалится за себя и так вырастает постепенно в любви к Богу. Но любовь тех степеней, о которой мы читаем в житии Силуана, — это редкое явление в истории Церкви.

Вот, мы говорим о послушании — простое, маленькое дело; а он переживает послушание совершенно иным порядком. И представьте, что когда он встречается в жизни с грехом в людях, то от молитвы за них он затем переходит ко всему Адаму и молится со слезами исцелить и спасти всего Адама. Философски мы можем лишь немного связать этот переход, но как духовное состояние это живется на опыте, о котором пишет сам Силуан, когда о тех, кто не познал Бога, он рыдал больше, чем за самого себя. Мы легко умом можем догадаться, о чем идет речь, но пребыть в этом состоянии почти полвека — это невероятное явление. И это состояние человека уже приближает его ко Христу, Который восшел на Голгофу не за отдельную нацию, скажем, евреев или греков, но за всего Адама. И именно это состояние свойственно Христу как Богу. В таком состоянии человек начинает разуметь, что значит быть персоною. Если Бог открылся как Персона, то в таком опыте мы можем иметь понятие о персоне. Конечно, имеется в виду персона как идеальный образ и подобие Бога. В человеческих терминах говорить о персоне недостаточно. Когда человек становится персоною по образу воплощенного Логоса Отца, это уже есть обожение.

Итак, видите, мы так часто говорим о персоне. Началом опыта персоны является молитва за весь мир с глубоким плачем, молитва, которую можно назвать гефсиманской молитвой. Тогда человек понимает, что такое персона. Так что, видите, от телесной плотской формы, от земли взятой, мы видим дух человека, объемлющего в любви всю тварь, носящего внутри себя Бога. Вот состояние будущего века!

Многие полюбили Силуана, но у него есть одно выражение: «Я молюсь за весь мир, за все человечество, но я буду рад, если хотя бы один человек послушает меня и понесет покаяние». [247] И один студент богословского факультета в Афинах сказал: «Почему Силуан говорит: хотя бы один человек? Может быть, даже еще нет такого человека?» Вот, у этого студента была интуиция, насколько предельно высоко напряжение этой культуры аскетической. Она видит в человеке отражение Божественной Персоны и осуществляет в нас в наивысшей форме образ и подобие Бога.

Будем благоговейно носить в себе слова старца Силуана и знать, о чем идет речь. И тогда мы разумно можем отдать себе отчет, насколько мы еще далеки от того, какими должны быть.

Вопрос: А были святые, которые спаслись другим путем и не говорили о том, чтобы «держать ум во аде...»?

Отец Софроний: Трудно мне ответить на Ваш вопрос вот почему: Господь сказал: «Азъ есмь Путь», а Вы говорите: «Другой путь»... И нет другого пути ко Отцу, как только чрез Христа. Он говорит: «Никто не приходит ко Отцу, кроме как чрез Меня» (Ин. 14:6). Но можно сказать, что многие спаслись, не неся такого подвига, как, скажем, Силуан и другие: через жизнь по заповедям, спокойную и мирную, через неделание зла. Когда я впервые выпустил книгу о старце, еще во Франции, митрополит Серафим сказал: «Ну, какой чудак этот отец Софроний, и что он говорит: „Держи ум твой во аде“?! Надо держать ум наш в Боге, а не во аде».