Духовные упражнения

Последняя строчка меня особенно волнует — «яко семя тли во мне есть» — то есть внутри меня живет зерно растления. «Тлеть» значит «гнить», «разлагаться». Каким бы ни был человек хорошим, в нем все равно обитает нечто опасное и разрушительное, живет как возможность, зерно, закваска. Проснется или нет — как повезет, как сложатся обстоятельства жизни, но оно все время там, внутри, его нельзя окончательно истребить, и каждый носит его в себе с рождения до последнего вздоха.

В английском варианте эта фраза звучит так:

for the seeds of corruption are in me.

«Во мне — зерна коррупции». Английское corruption имеет не только значение продажности или, буквально, коррупции, но обозначает порчу, гниение, разложение, например, разложение трупа — corruption of the body.

Святой Антиох назвал «семенем тли» то, что в богословии известно как последствия первородного греха. Это загадочная тема, как и сама история грехопадения, описанная в книге Бытие. В богословской традиции существует множество толкований того, что же произошло с Адамом в Эдемском саду. Для нас ясно одно: это трагедия, последствия которой переходят по наследству ко всем детям первого человека. Как взывает автор таинственной Третьей книги Ездры:

О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, Но и нас, которые от тебя происходим.

(3 Езд. 7:48)

Что это за падение? Не думаю, что кто-то до конца исчерпывающе может ответить на этот вопрос. Есть попытки описать первородный грех языком юриспруденции, как правовое преступление человека перед Творцом, есть версии, выписанные языком этики и даже психологии.

Святой Антиох был иноком монастыря преподобного Саввы Освященного; в своей молитве он открыл, как восточные монахи мыслили этот феномен. Для них грех был органическим повреждением природы человека, хроническим наследственным заболеванием, с которым рождается человек. Угроза этой болезни такова, что потребовалось Воплощение Создателя, чтобы спасти человеческий род от истребительного насилия этой заразы.

Естественно было бы предположить, что амартология — раздел этики. Ведь именно этика — это философская рефлексия по поводу нравственности и морали. Этик мыслит мир, поскольку в нем есть Добро и Зло. Однако тут все сложнее. У богословов все не как у людей.

Теология первородного греха — это не раздел этики, это ответвление богословской антропологии, учения о человеке. Для обычного гражданина антропология — это о черепах, костях, надбровных дугах, то есть вещах осязаемых, «трогательных». Богослов-антрополог занимается не нравами людей, а самой природой человека, и в этом учении для христианского мыслителя есть две отправные точки:

1) человек есть образ Божий;

2) человек есть поврежденное творение Божие.

Из второго пункта и растет амартология.

Как я могла?

Наш монастырь находится рядом с железной дорогой. Не самое удачное место для обители. Но есть и свои плюсы. Мимо церкви приходится идти не только пассажирам, но и самоубийцам. Представьте, в наше время есть еще люди, которые бросаются под поезд.

Как-то весенним деньком, когда наш сад белел от яблоневого цвета, я услышал возле церкви женский плач, такой надрывный и отчаянный, что просто вынимало сердце. Рыдала интеллигентная дама, которую я робко стал расспрашивать и утешать. Она тоже пришла ложиться под поезд, но струсила и пошла набраться храбрости в церковь. Она работает в школе, уважаемый учитель, потомственный педагог, ее ставят в пример, но теперь вся жизнь пошла прахом — попалась на взятке за какое-то сочинение.

— И зачем брала? И деньги-то глупые! Стыдно людям в глаза смотреть! Что скажет мама? Что будет с сыном? Я не хочу в тюрьму! И главное — как я могла?

И действительно — когда она успела стать коррупционером?

Как становятся коррупционерами?

У меня перед глазами множество портретов хороших людей, которые совершали жуткие поступки, неожиданные для самих себя. Человек полон сюрпризов. По наблюдениям Мити Карамазова, в каждом из нас невероятным образом уживается идеал содомский и идеал Мадонны. Но мудрость состоит в том, чтобы отдавать себе отчет — каким бы приличным человеком ты ни был, «семя тли» живет внутри тебя и до самой смерти не оставит в покое.

Проявляет себя «семя тли» внутренним конфликтом между двумя идеалами, которые описал Достоевский. Вот Медея мучается по Язону:

Желаю я одного, но другое твердит мне мой разум. Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь.

(Овидий. Метаморфозы. 7, 20)

Как это знакомо, не так ли? Стремлюсь к доброму, хвалю его, люблю всем сердцем чистоту, непорочность, святость, а тянусь к грязи, пороку, как зачарованный. Мне кажется, у апостола Павла эта «разодранность» выписана еще драматичнее: