Макаренков с улыбкой принял булку и поехал. Но, как только стемнело, поднялась вьюга, путники сбились с дороги и застряли в сугробах. Лошади стали, положение было тяжкое. Тут только почувствовал помещик, как прав был старец, и начал призывать его в горячей молитве, которая и была вскоре услышана. Вдали показался огонек. Путники поехали на него и добрались до убогих выселок. Они еле согрелись в курной избе, но были спасены от смерти, и Макаренков съел весь ужин, припасенный старцем.
Г-жа Голдобина купила мускатных орехов и понесла их старцу, отобрав себе два самых крупных. «Положи орехи и послушай-ка меня, – сказал ей отец Иларион. – Один старец послал учеников ловить рыбу. Они отобрали себе крупную рыбу, а мелочь принесли старцу. А старец заметил им: «дети-то тут, а мать с отцом где же?»
Отец Иларион в молодости сильно хотел идти на поклонение в Иерусалим, но это ему не удалось и тревожило его. Он, уже в старости, решил послать туда своего келейника Капитона и на дорогу дал ему три рубля, сказав: «сходи за меня – я не мог сходить». Капитон ответил, что с этими деньгами и до Киева не дойдешь. «Не бойся, – возразил отец Иларион, – еще мне 25 рублей обратно принесешь». Келейник отправился, был в Иерусалиме и привез старцу 25 рублей.
В Киеве, до которого он дошел счастливо, встретился ему добрый и состоятельный человек, искавший попутчика до Иерусалима. Он довез его на свой счет туда и обратно и, расставаясь, подарил за сопутствие 25 рублей.
Приблизились последние годы жизни старца. Года за три до кончины он уже не мог ходить в церковь, еще реже говорил с посетителями. Но чрез келейника отвечать никому не отказывал.
От сурового поста его желудок сделался почти неспособным к принятию пищи, – так что трапеза готовилась ему по одному разу в месяц. За шесть недель до кончины он так ослабел, что не мог вставать с диванчика и ничего не ел, даже просфоры; он единственно глотал воду из колодца, вырытого им когда-то в Головинщинском Воловом овраге. По молитвам старца о том, чтоб смерть была предсказана ему видимым знаком, за 6 недель до смерти почернел у него на левой ноге большой палец. Чувствуя близость конца, о. Иларион торопил окончание церкви в селе Губине, о которой особенно радел, и много думал, и молился о будущем открытии и устроении Троекуровской общины.
Он утешал сиротеющих сестер будущей обители, говоря: «будет на этом месте обитель, как лавра цветущая – молитвенный дух мой пребудет вечно в этом благословенном месте. Во время скорби, болезни, или каких недоумений – отслужите молебен пред Владимирской иконой Царицы небесной с акафистом. Я и сам пред ее иконою молился; потом и меня грешного помяните, отправивши панихиду».
Старец все слабел, говорил уже знаками и видался только с духовиком. За три дня до кончины он пожелал воды из Тюшевского колодца (в 40 вер. от Троекурова), где находится чудотворная икона Богоматери Живоносный источник. Г-жа Шиловская поспешила послать нарочного за водой. Он проглотил три ложки и ничего более не вкушал.
Пятого ноября 1853 года, в полночь, на. 90 году, тихо почил отец Иларион. Тело стояло пять дней. Число народа, собравшегося на похороны, было свыше 10.000 человек. Весь народ свидетельствовал, что все время келья почившего и храм были наполнены неземным благоуханием, разливавшимся от гроба старца.
Его схоронили 10 ноября в простом деревянном гробе, который он сам себе заранее сколотил, в пещере им выкопанной. Над пещерой поставили деревянную часовню. («Из кн. Русские подвижники XIX в.», ч. II, стр. 115-120).
10. Из жизни подвижника о. Иоанна, священника г. Ельца.
В преклонных годах, при полном развитии духовных сил о. Иоанна, открылся в нем дар прозорливости.
Известный затворник Задонского монастыря Георгий был смущаем в монастырском храме тем, что многие вели себя непристойно для такого места, разговаривали и смеялись. Он надумал перейти в другой монастырь, но наперед хотел посоветоваться с каким-нибудь опытным старцем и остановился на о. Иоанне.
Когда Георгий пришел в Елец, едва успел подойти он к дому о. Иоанна, как тот выбежал на крыльцо и, хотя никогда не видал и не знал его, встретил его такими словами: «а я, брат, сейчас только отслужил молебен со звоном Пресвятой Богородице… Она не велит давать наставления монахам, особенно смущенным и хотящим оставить свой монастырь… Ступай, брат, в чулан!» и при этих словах о. Иоанн спрятался в свой чулан, в котором обыкновенно жил.
Тоже было и с другим Задонским монахом, думавшим из-за тяжести послушания перейти в другой монастырь. Подойдя к дому о. Иоанна, монах думал: «не рано ли я иду к нему? Ведь он позднюю обедню медленно служит, а по окончании обедни служит молебен с акафистом Божией Матери. Впрочем, пойду и подожду».