Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Глаза Тобольцев все-таки округлил. Так неприкрыто к нему редко подкатывали. А уж в роли владельца студии – и вовсе в первый раз. Кажется, его визави поняла его изумление и рассмеялась – кокетливо.

– Я журналист. Елена Воскобойникова. Может быть, слышали?

Иван покачал головой. Журналистка поджала губы.

– Я могла бы написать про вас. Статью. Рекламную.

– Спасибо, но у нас с рекламой все в порядке.

Елена вздохнула.

– Попытаться стоило. Хотя с учетом моего места работы – с рекламой могло и не сложиться.

– А где вы работаете? – Ваня спросил автоматически, на правилах хорошего тона.

– «Дорожный патруль», «Криминальная сводка» и тому подобное, – рассмеялась журналистка. – Охотимся за жареными фактами, в общем.

Что-то почти слышимо щелкнуло в голове.

– Насколько жареными? – голос звучал все же спокойно.

– Чем жаренее, тем лучше.

– Лена, у меня для вас есть предложение! – Иван резко встал из-за стола. – Только нам надо проехать ко мне домой.

Теперь пришла очередь Воскобойниковой округлять глаза.

– Иван… Иванович… боюсь, вы меня превратно поняли. Я не имела в виду ничего такого и…

– Ай! – Тобольцев махнул рукой. – Я тоже! Впрочем, можно и здесь посмотреть. Идите сюда! Все равно все нужное в облаке лежит.

На прощание она сказала, что ей надо посоветоваться с выпускающим программы и что она перезвонит.

Перезвонила.

* * *

– Ваня, я тебя предупреждал – никакой самодеятельности!

– Никакой, Тин. Поэтому я с вами и советуюсь.

– Ты уже дал фотографии журналистам!

– Без моей финальной отмашки материалы в эфир не пойдут. Ну? – Иван поднял руку с телефоном. – Даем добро? Они готовы. Это фанатики, они за сенсацию мать родную продадут.

Тихий и Ракитянский переглянулись.

– Наверное, этот тот самый нестандартный ход, – негромко проговорил Ракета.

– Хрен это потом замнешь, я так думаю, – Тихон задумчиво вертел в руке карандаш. – Как там называют журналистов – пятая власть?

– Колонна пятая, – хмыкнул Иван. – А власть – четвертая.

– Может быть, они сработают там, где не прошло у первых трех, – решительно кивнул Слава. – Я – за.

– Развели тут демократию с голосованием, – проворчал Тихий. – Звони, Ванечка. Хуже не будет.

* * *

Через неделю синяк исчез. Как раз к окончанию женских дней, которые так удачно начались в тот самый понедельник, когда она прочитала: «Извини. Пожалуйста». И всю прошедшую неделю эти слова были с ней. Дуня носила их в себе, как музыку. Носила и не знала, что делать.

Ответить – значит снова выйти на диалог. А она не была готова к диалогу с Тобольцевым, который мог закончиться всем, чем угодно. В том числе и новой ссорой. Что-то подсказывало ей, что у обоих сейчас все настолько обострено, что одно неосторожное слово – и снова полыхнет, и снова наговорится много лишнего и резкого.

Она подождет. Подождет, а потом ответит. Спокойно и правильно. Придут нужные слова и соответствующее настроение.

А пока с настроением было не очень. Вспоминалась та ночь. Тогда казалось, что не помнит почти ничего, а оказалось – много всего. Память возвращалась отдельными маленькими фрагментами.

Как крепко держал ее на столе после, тяжело дыша, не давая упасть обоим.

Как она целовала его в ванной.

Как…

Вот это было самое сумасшедшее воспоминание. Дуня не могла понять – приснилось или нет? Помнить такое казалось невозможным. Наверное, все же уже дрема. Но так отчетливо звучало в голове и сводило с ума:

«Спи, царица моя. Спи, моя Дунечка».

Сон? Явь?

Она не знала. Только всю неделю, что бы она ни делала, где бы ни была – в офисе, за рулем, в кафе…

«Спи, царица моя. Спи, моя Дунечка».

«Не хотел обидеть. Не подумал. Извини. Пожалуйста».

«Спи, царица моя. Спи, моя Дунечка».

Не отпускало. Дуня бралась за телефон. У нее выработалась привычка заглядывать в его инстаграм. Так она безмолвно наблюдала за тем, как идут дела в его студии, какие интересные клиенты приходят, иногда удавалось увидеть фотоработы.

Больше всего ей нравилось фото, где Ваня сидел за ноутбуком, внимательно глядел в монитор, волосы торчком, рядом – кружка, наверное, с кофе. На руке – темная вязь татуировки. И подпись: «Иван Иваныч за работой».

Дуня читала комментарии, улыбалась. Иногда ей хотелось тоже оставить свое сообщение, но чаще – казалось лишним. У него все хорошо. И она закрывала приложение.

«Царица моя…»

Илья называл ее по-другому в ту ночь, когда у них случилась близость. И Дуня была оглушена. Нет, организм не подвел, или Илья не подвел, он точно знал, что и как нужно делать, всегда знал, только она впервые не растворилась в происходящем. Словно тело было отдельно, а душа отдельно. Тело получило удовольствие, но все было совсем не так.

Дуня сидела на кровати, обняв ноги, и чувствовала внутри пустоту. Больше всего ей хотелось сейчас встать и уйти, побыть в одиночестве. Но не могла. Илья сел рядом и положил голову ей на плечо.