Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

– Я так понимаю, что вы секретарь Евдокии Романовны. Передайте ей, что звонил Тихий по поводу последних снимков витражей для моего ресторана. У меня и моего… помощника по дизайну есть вопросы по этим фото.

Теперь пауза вышла более заметной. Но голос после нее – все такой же негромкий и спокойный:

– Передам обязательно. Но если вопрос срочный – а раз вы звоните вечером в субботу, то он срочный, не так ли? Так вот, если вопрос срочный, то лучше связаться с ее помощником. У вас наверняка есть контакты кого-то из сотрудников фирмы. Дело в том, что Евдокия Романовна заболела. Только что ушел врач, она приняла лекарства и уснула. Думаю, не стоит беспокоить Евдокию Романовну с витражом до понедельника, верно?

А вот в финале раздражение в размеренном мужском голосе из динамиков все же прорезалось. Едва, но все же уловимое. Тихий не пойми чему улыбнулся, прежде чем ответить:

– Верно. Не знал, к сожалению, что Дуня заболела. Мы всегда общались напрямую, без помощников. Но витражи подождут до понедельника спокойно. В любом случае, будет быстрее дождаться начала недели и переговорить непосредственно с руководителем. Передавайте Евдокии пожелания скорейшего выздоровления… Илья. До свидания.

– Обязательно передам, Тихон Аристархович. До свидания.

Какое-то время в салоне машины еще звучали короткие гудки, а потом человек в водительском кресле снова что-то нажал на руле и положил телефон в отделение между сиденьями.

– Ну, лично мне все ясно. А тебе, Тобол?

Иван смотрел в окно, в котором слабо угадывалось его собственное отражение. Смотреть на друга почему-то сейчас не мог. Стыдно, что ли?

– И мне все ясно, – собственный голос был еще бесцветнее, чем тот, что звучал недавно по громкой связи.

– Не, один вопрос все же есть, – после паузы проявил любопытство Тин. – Это кто был?

– Ты же понял, – все так же бесцветно ответил Иван.

– Я желаю полнейшей ясности, – не унимался Тихий.

Тобольцев повернулся к другу.

– Это был тот, чья она женщина. Так понятно?

– Сказал не по-русски, но общий смысл я уловил, – Тин побарабанил пальцами по рулю. – А ты понимаешь, что ты дурак, Ванич? Вот прямо как в книжке – Иван-дурак.

– А ты вот… Тихон-самый-умный-на-свете… никогда не делал ничего такого, после чего все бы отдал, чтобы… изменить то, что ты сделал?

Тин помолчал. Скосил взгляд за окно, будто там было что-то интересное. Вздохнул.

– Как не делал-то… Куда без этого? Все мы одним миром мазаны.

– И что потом?

– Так ты сам сказал, Ваня, что потом. Потом ты все отдаешь, чтобы это изменить. И если получится – вернешь себе обратно это самое «все».

– А если не получится?

– Это, дружочек мой, как повезет. Ладно, если у нас сеанс психоанализа закончен, я помчал. А то мне надо ехать, Коломна зовет. Тебя подбросить куда-нибудь? – словам Тихона вторил заурчавший мотор.

– Нет, спасибо, – качнул головой Ваня и взялся за ручку двери. – Я пешком пройдусь. Спасибо, Тиш. Коломне привет передавай.

– Обязательно, – ответно кивнул Тихон на прощание. – Завтра вернусь в Москву – наберу тебя.

Вот и стало все предельно ясно. Под словом «ошибка» поставили оценку. Жирную двойку. Нет, даже кол. С минусом. А потом этот самый кол с минусом изогнулся и превратился в вопросительный знак. В один-единственный вопрос.

Почему?

Почему после всего жара и нежности, после всей женской обнаженности тела и детской откровенности слов – про ресницы, про пальцы, о которых она так много думала, после речитатива его имени в самый интимный момент – после всего этого… ошибка? Как можно было так ошибиться? Живыми людьми не ошибаются, царица.

Он никак не мог сложить ту вчерашнюю девочку, к которой мчался, умирая от тревоги за нее, и сегодняшнюю, ту, что так легко отмахнулась от произошедшего. Как? Что? В чем причина? Ну не может быть все дело в злосчастном коньяке? Или все-таки он?…

Кто-то ему говорил… хоть убей, сейчас не мог вспомнить, кто… что бывает такая реакция на стресс. Что после пережитой опасности в организме резко включается режим репродукции. Может быть, это было оно? Просто стресс. Просто коньяк. Просто нужен был мужчина. Просто физиология и гормоны. А Иван просто оказался рядом. По какой-то – ему совсем не хотелось теперь гадать, по какой именно – причине. Он просто тот, кто оказался рядом в нужный момент. А мог бы оказаться другой. Пусть не этот… Илья-Илюша, которому Дуня вчера почему-то не позвонила. А кто угодно другой. Ракета вдруг, да. Ну, оставил что-то накануне по пьяни, заскочил забрать, а тут она вся такая несчастная. Уж Рося бы даму в беде не оставил. И потом бы утешил. Если бы вдруг…

Картина выходила совсем абсурдной. У Роси нет ресниц – нужных. И пальцев, которые могут сыграть «Октябрь». И трайбла, вызывающего такой интерес и даже восхищение, тоже нет. Но почему же тогда, почему?…