Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Танцую я фокстрот и вальсы,
Пою в кругу я у плетня.
Я не хочу, чтоб кто-то догадался,
Что нет любви хорошей у меня.

Стоит береза у опушки,
Грустит одна на склоне дня.
Я расскажу березе, как подружке,
Что нет любви хорошей у меня.

Все парни спят, и спят девчата,
Уже в селе нет ни огня.
Ах, я сама, наверно, виновата,
Что нет любви хорошей у меня.

– Это я оставила Илью, сама, – сказала Дуня, допев, – встретила другого человека.

– А Илья? Как он?

– Не знаю, – Дуня, не отрываясь, смотрела на реку. – Мы не виделись с тех пор и не общались. Он гордый, Катя, очень гордый. Все будет переживать в себе и виду не подаст. Молча принял мое решение. Ни слова не сказал. Вообще… Когда думаю, как он там, – вот здесь тяжело становится, – она прислонила ладонь к груди, – и дышать трудно.

– Но если тебе настолько плохо, зачем же было рвать отношения? – осторожно поинтересовалась подруга. – В каждой паре бывают кризисы. Может, не стоило до такой степени резко менять свою жизнь? Если болит, значит – любишь?

– Я тоже так считала и долго тянула с решением. Все очень сложно… в двух словах не расскажешь.

– А ты не торопись.

Дуня увидела на песке маленький камешек, подняла его и кинула по направлению к реке. Не долетел – упал у самой кромки, на мокрый песок.

– Помнишь, я тебе рассказывала про автостопщика?

– У которого тату?

– Да. Он оказался не автостопщиком. Хотя… автостопщиком, конечно, если таким образом проделал путь от Дальнего Востока до Москвы, но не настоящим. Это был фотопроект, свои работы сей любитель путешествий на перекладных продал потом в одно издательство. На самом деле он фотограф. Очень талантливый фотограф и очень хороший человек. И я изменила с ним Илье. Вот так. Думала, случайность, думала, не может одна ночь перечеркнуть два года серьезных отношений. Оказалось, может. Ни с Ильей не смогла после этого жить, ни ту ночь забыть.

– А… Илья знает об измене? Ты ему сказала? – Катя медленно отворачивала крышку термоса. – Где-то у нас тут были конфеты и яблоки. Держи свою кружку. Осторожно! Чай горячий.

Дуня смотрела, как пар от чая тонкой белой струйкой поднимается немного в сторону под действием легкого ветерка.

– Я не говорила Илье. Но, думаю, он догадывается. Если не о том, что изменила, то о том, что, возможно, кого-то встретила… А не сказала не потому, что не смогла найти в себе силы выговорить это, вовсе нет. В то утро, когда уходила, – была готова признаться во многом, просто… он сам не хотел знать. Мне кажется, он боялся услышать правду. Понимаешь, Илья тот человек, который, если ему надо, – идет во всем до конца: и в работе, и в жизни. И если за те два месяца, что мы провели вместе после… после моего поступка, он не задал ни одного вопроса и не докопался до истины – значит, не хотел этого знать… закрыл глаза, – Дуня сделала глоток. – Своим уходом я нанесла ему большую рану. Это и крах отношений, и удар по мужской гордости, потому что не он, а его оставили. Сказать в глаза о своей измене – это добить лежачего.

– Ты переживаешь… – Катя обняла подругу, и Дуня положила голову ей на плечо.

– Да, очень. Но знаешь, я не жалею о своем решении. Я старалась склеить разбившееся – ничего не получилось. Дальше было бы только хуже. Почему все так сложно? Вот, кажется, хороший надежный человек, умный, щедрый, но не получается.

Чай совсем остыл, и Дуня допила его жадно, словно пересохло горло.

– А другой, который фотограф?

– Ваня, его зовут Ваня. До нашей встречи я думала, то, что у нас с Ильей, – и есть любовь. Настоящая зрелая любовь двух современных людей. А потом возник Ваня – и все перевернулось с ног на голову. И я поняла, что, наверное, не любила Илью по-настоящему. Нет, конечно, он мне дорог, и сейчас дорог, только… только, как выяснилось, без Ильи я могу жить, а без Вани – нет. За Илью я могу переживать, чувствовать свою вину, а без Вани… без Вани все не имеет смысла. Ни работа, ни куча дел, ни посиделки в кафе. Какое-то абсолютное одиночество. Без него словно только половина меня. А вторую он унес с собой. И такая тоска, Катя, такая тоска, ты бы знала…

* * *

Перед выходом из дома по привычке проверил и перетряхнул рюкзак. И во внешнем кармане обнаружил что-то плоское и тонкое. Вытащил. Уже изрядно помятое, погнуты уголки. Как и положено влюбленному придурку, таскал последние месяцы с собой. То самое фото, которое он сделал во время остановки в день знакомства. Заброшенное поле, бледное майское небо, только набирающее лазурь, и тонкий силуэт в сером платье. Неужели прошло всего четыре месяца? Словно привет из другой жизни. В которой сам он был вольным рыцарем автостопа.