Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Ее слова и поцелуи. Их взаимная нагота. Ее пальцы в его волосах и его ладони на ее пояснице. Ускользающе мелькает мысль о том, что он сейчас, с утра, наверняка колючий, как еж, и Дунина нежная кожа снова пострадает. Но даже это не останавливает.

А останавливает звонок будильника.

Дуня вздрогнула от неожиданности, а потом со смехом уткнулась ему в плечо лицом. Ваня не удержался и все-таки пару раз ругнулся, а потом царица закрыла ему рот ладонью, пробормотав что-то вроде: «Дон Кихоты не ругаются!»

Да еще как ругаются, когда такое происходит! Мысль развить не удалось, потому что эстафету будильника принял входящий. Дуня легко скатилась с Ивана и, протянув руку, вручила телефон.

– У тебя сегодня выставка, Ванечка.

Глаза ее смеялись. Он успел принять вызов и сказать: «Тобольцев, слушаю». Но что ему ответили, не услышал.

В то первое утро Ваня видел ее панически убегающую спину в наспех намотанном полотенце. А сейчас Дуня шла к двери, неспешная и обнаженная, аккуратно переступая через одежду, которая снова почему-то валялась на полу. У нее красивая спина с бабочками на лопатке, плавные линии бедер. И рассыпавшиеся по плечам волосы.

Эта картина перевесила все.

Дуня скрылась в проеме двери. Тобольцев прокашлялся.

– Извините, вы не могли бы повторить?

Он никогда в жизни не ел такой вкусной овсянки. У него в тарелке поверх каши лежали кружки бананов, а у Дуни – яркие ягоды малины. И как самые распоследние и юные романтики, они пробовали и то и другое и все никак не могли решить, у кого вкуснее. И кофе, который он пил тут не одну неделю, сегодня был умопомрачительно вкусный. Как и Дуняшин чай.

– Это ведь твоя первая выставка, да? – ради разнообразия Дуня решила поговорить вслух, а не глазами и пальцами, как до этого.

– Как организатора – да.

– И как учителя?

– Я не думаю, что я их чему-то особому научил. Это было больше для меня обучение, чем для них. – Дунины вопросы и собственные ответы понемногу поворачивали голову в рабочее русло. Выставка – это ведь и в самом деле важно. Не столько ему, сколько другим. Поэтому надо собраться.

– Думаю, научил. Просто сам не заметил, как. А чему они тебя научили?

Дуня в своем репертуаре. Прямые вопросы в лоб и по сути. Но сегодня на эту тему думается с трудом.

– Я пока не знаю, – он рассмеялся в попытке сделать их разговор не таким серьезным. – Это надо осмыслить. У меня тут еще дел после выставки на день точно. – А потом вдруг улыбка сползла сама собой. И внезапно сам собой задался тихий вопрос: – Ты же… останешься со мной еще на пару дней? Дела без тебя подождут?

Она аккуратно помешала чай, подняла на него глаза, слегка улыбнулась и ответила просто и коротко:

– Да.

За этим «да» было так много, что он не решился обсуждать это. Не сейчас. Просто кивнул.

– Хорошо, – и, чтобы скрыть какую-то странную неловкость, сделал глоток кофе. Дуня ответно спрятала свое лицо за чашкой чая. – На выставку пойдешь? Думаю, ты вчера не все разглядела.

– Я вчера вообще ничего не разглядела! Помню только что-то желтое, похожее на подсолнух. И я очень хочу послушать твою речь. Ты подготовился? Сколько листов текста?

– РЕЧЬ?! – Тобольцев поперхнулся кофе, к счастью, без фатальных последствий для рубашки.

Дуня рассмеялась и протянула ему салфетку.

– Ну, как там полагается? Почетные гости, микрофоны, все по порядку говорят о том, какое это важное культурное событие, и прочее. Вот я и интересуюсь: вы подготовили речь, Иван Иванович?

– Дуня! Я. Не. Буду. Произносить. Речь. Десять слов – это мой максимум!

– Хорошо, – она коснулась его руки салфеткой, удаляя пару капель. – Я просто спросила.

На этом завтрак закончился. Их впереди ждал выставочный зал и куча всего, что в нем сегодня запланировано.

Но для начала, как выяснилось, прямо на ресепшене Ваню ждал какой-то человек, про которого Иван не смог сразу вспомнить – знаком он с ним или нет. Но этот человек определенно знал Тобольцева и что-то спешно хотел обсудить. Что-то касающееся самого Ивана, выставочного зала и каких-то планов. Дуня кивнула Ване и двинулась в сторону лестницы. И только тут Иван сообразил, что впервые за истекшие сутки, перевернувшие его жизнь, сейчас они с Дуней оказались в разных помещениях. И отсутствие ее рядом УЖЕ стало непривычным. Тобольцев вздохнул и отвернулся от лестницы.

– Извините. Слушаю вас.

Собеседник Ивана оказался руководителем владимирского отделения ассоциации фотохудожников России. И считал, что им очень нужно провести во Владимире через пару месяцев персоналку Ивана Тобольцева. В Ваниной голове, занятой Дуней и предстоящей детской выставкой, совсем не было времени на осмысление этого предложения, поэтому пришлось взять визитку и клятвенно пообещать подумать и дать ответ в ближайшие дни. На том и распрощались.

Дунин взволнованный голос он услышал, еще только открывая дверь номера. И пальцы дрогнули на ручке.

Она стояла лицом к окну, положив руку на шею. И разговаривала по телефону.