Читаем Думай, что говоришь полностью

Тот же автор описывает, как тяжело переживали родные внезапную смерть Марии и великой княжны Александры, дочери императора Николая I (они, как и многие женщины в XIX веке, умерли молодыми, не пережив первых родов).

«Столь трагическое событие тяжелейшим образом сказалось на здоровье Августейшего родителя – Великого Князя Михаила Павловича, подточив и без того ослабевшие силы его. Горько оплакивал умершую державную племянницу и Государь Император Николай I Павлович, разделивший с венценосным младшим братом горечь утраты и своей Августейшей дочери Великой Княжны Александры Николаевны. Общее горе еще теснее сблизило венценосных братьев. Пройдет всего лишь четыре года, шесть месяцев и 12 дней, и 28 августа (10 сентября) 1849 года державный родитель Великой Княгини и герцогини фон Нассау Елизаветы Михайловны 52-летний Великий Князь Михаил Павлович последует за своей любимой Августейшей дочерью в Царствие Небесное».

Мы видим, что в распоряжении биографа был целый набор готовых штампов, которые он и использовал. Оригинальность была нежелательна, ведь, говоря «простыми человеческими словами», можно было случайно сказать нечто, что могло бы быть истолковано как неуважение.

Именно в этом, кажется, заключаются суть и смысл канцеляризмов, придуманных для того, чтобы избегать любых двусмысленностей. Именно потому они такие тяжелые и громоздкие: фразы составляются так, чтобы учесть все варианты их толкований. Это работает – и работает очень хорошо, – когда речь идет о юридических документах. Но стоит канцеляризмам хотя бы немного соприкоснуться с «живой жизнью», как возникают всякие казусы. Например, надпись на плакате: «Привет героическим защитникам Пскова от немецко-фашистских захватчиков» превратится из официального лозунга в грубую и неуместную шутку.

От канцеляризмов к канцеляриту

Что же за болезнь – канцелярит? Чуковский снабдил это слово суффиксом «ит», в официальной медицинской терминологии обозначающим воспаление (аппендицит, перитонит, артрит, синусит, менингит и т. д.).

Текст заболевает «канцеляритом», когда автор в «административном раже» стремится забюрократизировать все, что видит вокруг себя, когда канцеляризмы проникают в повседневную речь, в дружеское общение.

Чуковский приводит такие примеры:

«Я слышал своими ушами, как некий посетитель ресторана, желая заказать себе свиную котлету, сказал официанту без тени улыбки:

– А теперь заострим вопрос на мясе.

….

В поезде молодая женщина, разговорившись со мною, расхваливала свой дом в подмосковном колхозе:

– Чуть выйдешь за калитку, сейчас же зеленый массив!

– В нашем зеленом массиве так много грибов и ягод.

И видно было, что она очень гордится собою за то, что у нее такая «культурная» речь.

….

Молодой человек, проходя мимо сада, увидел у калитки пятилетнюю девочку, которая стояла и плакала. Он ласково наклонился над ней и, к моему изумлению, сказал:

– Ты по какому вопросу плачешь?

Чувства у него были самые нежные, но для выражения нежности не нашлось человеческих слов».

Первое издание книги «Живой как жизнь» вышло в 1962 году. Ровно через 10 лет была издана не менее знаменитое произведение переводчицы Норы Галь «Слово живое и мертвое». Проблема канцелярита стала так актуальна, что Галь посвятила ей первую же главу, где привела такие примеры «канцелярита в повседневной жизни»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки