Читаем Думай, что говоришь полностью

БУЛАНЫЙ, одна из конских мастей: половой (о собаках), глинистый (о птице, голубях), рудо-желтый, желтоватый, изжелта, разных оттенков, но хвост и грива черные или темно-бурые, и обычно ремень по хребту; ту же масть, но без бурой примеси, без ремня и при светлом хвосте и гриве, зовут соловою. Рыжеватый стан, впрожелть, с такими ж, или посветлее, гривой и хвостом, каурая; такой же стан, с темным хвостом и гривой и с ремнем по хребту, саврасая. Буланая и саврасая масти свойственны дикой лошади, кулану или тарпану; лося также зовут буланым, по масти. Буланый виноград, дон. простого разбора: черный, тугой, в круглых гроздях; противоп. винному, лучшему. Буланка об. буланко муж. кличка буланой лошади, как: соловко, каурка, савраска и пр. булано-пегий конь, буланый, в белых пежинах, лаптах.

Еще коневоды различают светлую и темную буланую масть с золотистым или серебристым переливом, кроме того бывают очень красивые буланые кони «в яблоках» – с бледными серыми пятнами. Хвост и грива в буланых лошадей черные.

А если конь, скорее, рыжий, чем желтый да еще со светлыми гривой и хвостом, то такая масть называется «игреневой».

Темно-гнедая лошадь со светлыми, почти желтоватыми пятнами – караковая.

Светло-каштановая – каурая.

Савраска – темно-желтая, с черными гривой и хвостом.

Сивка – серая с сизым отливом.

Чубарка – светлая с черными хвостом и гривой и в темных пятнах.

А какой масти была сказочная Сивка-бурка вещая Каурка? Тоже сказочной: то серая с синевой, то темно-бурая, то светло-каштановая. Какой-то конь-оборотень!

Какова же этимология этих слов? По большей части, мы этого не знаем. Ясно, что эти определения очень древние. Какая-то часть из них – несомненно, общеславянская, и даже общеиндоевропейская. Например, «сивый», «соловый» и «гнедой» имеют аналоги в других древнеславянских языках. То же относится к «вороному» – черный, как ворон. А вот слово «буланый» – тюркское.

* * *

И в XVIII и в XIX веке лошади было основным средством передвижения. Помните у Пушкина?

Долго ль мне гулять на светеТо в коляске, то верхом,То в кибитке, то в карете,То в телеге, то пешком?

Во что запрягали лошадей? В телегу или в сани, если это крестьянская лошадь; в карету – если это барский выезд. Пока все понятно, не так ли? Мы даже можем догадаться, что слова «телега» и «сани» – древнерусские, а «карета» – скорее относится к европейским языкам. И верно: это слово – итальянское («carreta»), происходящее от латинского «carrus» – повозка.

А вот что такое кибитка и чем она отличается от коляски? Само слово напоминает нам то ли о степных кочевниках, то ли о цыганах. Помните, как в песне «Мой костер в тумане светит», написанной на стихи Якова Полонского:

Ночь пройдет, и спозаранокВ степь далеко, милый мой,Я уйду с толпой цыганокЗа кибиткой кочевой.

Но кибитками не пренебрегали и русские путешественники. Именно в кибитке уехал из дома Петруша Гринев. В кибитке совершает свое знаменитое путешествие из Петербурга в Москву герой Радищева: «Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом». В самом деле, в кибитке удобнее всего было лежать – там, как правило, не было сидений, на дно для утепления кидали шкуры, а сверху путешественника защищала крыша, сделанная из рогожи, натянутой на изогнутые дугой прутья. Само же слово «кибитка» происходит от арабского «кубба(т)» – «купол».

Для любителей комфорта в путешествии также подходит «дормез». Это карета для далеких путешествий, в которой можно лежать. И название на это намекает: «dormir» по-французски – «спать».

Путешествовали также на тарантасах. Происхождение слова непонятно, но его конструкция едва ли была заимствована напрямую у кочевых народов, потому что ее основу составляла длинная деревянная рама, уменьшавшая дорожную тряску и называвшаяся «дрогами», а в Сибири – «долгушами». На них ставился кузов, в котором можно было путешествовать сидя или полулежа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки