Читаем Думай, что говоришь полностью

— Но… — попробовал опять возразить Фиш и даже что-то ещё сказал, но внезапно заинтересованность его померкла и —

Далее я ничего не вижу.

Гипотеза

Одному студенту, сдававшему физику, попался вопрос по специальной теории относительности. Чего-то такое типа про световой конус. Ну, он рассказал, как смог.

Тогда профессор спросил его:

— А чему равняется скорость света?

— Триста тысяч километров в секунду, — сказал студент.

— Странно, — удивился профессор. — Километры и секунды — это чисто человеческие единицы. Они, как вы понимаете, связаны с радиусом Земли и скоростью её вращения. А скорость света одна для всей Вселенной. И она равна вот прямо такому круглому числу этих единиц? Или в этом также выражается антропный принцип? Как вы считаете?

— Нет, — сказал студент. — Антропный принцип здесь ни при чём. И вообще, я в него не очень верю, знаете ли. Просто я назвал приблизительное значение скорости света.

— А насколько приблизительное?

— Не знаю, честно говоря… Однако для специальной теории относительности точное значение скорости света не имеет значения. Важно, что это константа… Наверное, в километрах и секундах она выражается какой-то десятичной дробью, может быть, довольно длинной, — не знаю.

— А как вы думаете, — спросил профессор, — может эта дробь быть бесконечной периодической?

— Может, — сказал студент.

— А иррациональным числом?

Студент заколебался. Потом пожал плечами:

— А почему нет?

Профессор кивнул:

— Я тоже не знаю, почему нет…

Он вдруг наморщил лоб и состроил некую скептическую гримасу:

— Кстати, а кто вообще сказал, что скорость света — константа?

— Максвелл, наверное, — отозвался студент вяло. — Кто ж ещё.

— А почему он так решил?

— Ну — как? — по-моему, это естественное предположение. Скорость распространения электромагнитной волны в вакууме… Не наблюдал, стало быть, чтобы эта волна распространялась с ускорением (положительным или отрицательным).

— Не наблюдал?? А что он вообще мог наблюдать?..

— Нет, погодите. Не так. — Мы привыкли рассуждать, что, если что-то ускоряется, значит, есть какая-то сила, которая действует на какую-то массу. А у фотона масса ноль. Так какая же сила его может ускорить? Получается, что и ускорение всегда ноль.

— Резонно… И всё же… Требуется эксперимент. Много экспериментов. Нельзя же вот так полагаться на привычные рассуждения… А сколько раз измерялась скорость света за всю историю европейской науки? А? как вы думаете?

— Не знаю. Раз десяток, наверное. С середины XIX века… Вряд ли больше…

— Ну да. И всего-то на протяжении 150 лет! А с какой точностью?

— Ну, с разной, конечно. Сначала с не очень большой. Сейчас точнее. До восьмого, кажется, знака, я слышал. Или до двенадцатого — не помню.

— Прекрасно! А если она в двадцатом знаке изменяется на единицу в год? Как это могли заметить? Никак!

Тут студент нахмурился.

— Где изменяется? — спросил он.

— Что — где? — не понял профессор. — Я же сказал: в двадцатом знаке.

— Нет, в смысле — в какой области? Тут у нас или во всей Вселенной?

— Во Вселенной, естественно, раз это универсальная величина.

— А вот этого быть не может! — заявил студент. — Не может она согласованно меняться во всех областях Вселенной, потому что в этих областях не существует универсального «сейчас».

— Ага. Это вам Эйнштейн внушил. А он строит этот вывод именно из предположения, что скорость света везде константа.

У студента начало что-то путаться в мозгах.

— Хорошо, — сказал он. — Что вы предлагаете?

— Я предлагаю рассмотреть вопрос… ладно, не будем брать другие области… пусть здесь, у нас, где производится эксперимент, скорость света изменяется — возрастает или убывает — медленно со временем… но за миллионы лет всё-таки значительно. Что из этого могло бы следовать?

Студент помолчал, прикидывая.

— Да в принципе, наверное, то же самое, — сказал он. — Просто световой конус был бы в этом случае не конус, а этакий колокол. Если скорость света монотонно убывает, колокол имел бы выпуклую форму. Если возрастает — то вогнутую внутрь.

— А вы думаете, она возрастает (или убывает) монотонно?

— Если мы будем исходить, — сказал студент жёстко, — будем исходить из нашего привычного представления о Боге-Творце, то мы должны предположить, что скорость света меняется по плавно дифференцируемой кривой. Не будет же она скакать туда-сюда за счёт каких-то случайностей…

— Да… Но… А если она — синусоида? Допустим, с большой частотой и маленькой амплитудой? Такая вот быстрая, незаметная осцилляция около среднего значения…

— Да? — удивился студент. — А зачем это?

— Зачем — вы говорите?.. Не знаю… Но мало ли…

Оба надолго задумались.

Однако ни к какому результату не пришли и ничего интересного больше не сказали.

Нефть

Ко мне пришёл юноша в чёрном пальто и чёрной шляпе с большими полями.

— Я прошу вас сочинить надпись на надгробие моей жены, — сказал он.

— Вы были женаты? — удивился я.

— Да. Один год. Мою жену звали Эмилия.

— Садитесь.

— Нет, я на минуту. — Он не снял ни пальто, ни шляпу и стоял посреди моей комнаты, зеркало отражало его стройную спину.

Перейти на страницу:

Все книги серии Уроки русского

Клопы (сборник)
Клопы (сборник)

Александр Шарыпов (1959–1997) – уникальный автор, которому предстоит посмертно войти в большую литературу. Его произведения переведены на немецкий и английский языки, отмечены литературной премией им. Н. Лескова (1993 г.), пушкинской стипендией Гамбургского фонда Альфреда Тепфера (1995 г.), премией Международного фонда «Демократия» (1996 г.)«Яснее всего стиль Александра Шарыпова видится сквозь оптику смерти, сквозь гибельную суету и тусклые в темноте окна научно-исследовательского лазерного центра, где работал автор, через самоубийство героя, в ставшем уже классикой рассказе «Клопы», через языковой морок историй об Илье Муромце и математически выверенную горячку повести «Убийство Коха», а в целом – через воздушную бессобытийность, похожую на инвентаризацию всего того, что может на время прочтения примирить человека с хаосом».

Александр Иннокентьевич Шарыпов , Александр Шарыпов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Овсянки (сборник)
Овсянки (сборник)

Эта книга — редкий пример того, насколько ёмкой, сверхплотной и поэтичной может быть сегодня русскоязычная короткая проза. Вошедшие сюда двадцать семь произведений представляют собой тот смыслообразующий кристалл искусства, который зачастую формируется именно в сфере высокой литературы.Денис Осокин (р. 1977) родился и живет в Казани. Свои произведения, независимо от объема, называет книгами. Некоторые из них — «Фигуры народа коми», «Новые ботинки», «Овсянки» — были экранизированы. Особенное значение в книгах Осокина всегда имеют географическая координата с присущими только ей красками (Ветлуга, Алуксне, Вятка, Нея, Верхний Услон, Молочаи, Уржум…) и личность героя-автора, которые постоянно меняются.

Денис Осокин , Денис Сергеевич Осокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее