Думай, что говоришь

«Я сказал ей, что ты из России, — объяснил Миша, повернувшись ко мне, — и она сказала, что её бабушка тоже была русской». — «Вот как? Эмигрантка?» — «Да. Приехала сюда в двадцатом году. Вышла замуж за француза и купила эту ферму…»

Что-то это всё начинало напоминать — и женщина, и её ферма — да и вообще…

«Спроси, как звали её бабушку». — Последовал ещё один длинный французский диалог. Я подозревал, что Миша говорит с сильным акцентом и речь собеседницы понимает процентов на восемьдесят, не больше.

«Она сказала, что её бабушка была дипломированной специалисткой по молочному производству. Звали её Ирина Сахарова. В России она прославилась тем, что начала делать кефир, грибок которого похитила в Грузии. Её подсылали туда для промышленного шпионажа. Там была чуть ли не детективная история, но подробностей она не знает».

«Так что же? Может быть, она здесь тоже делает кефир? Может, этот грибок передаётся как семейная реликвия? Спроси. Давно кефирчику не пил».

Снова пространные объяснения.

«Нет, она говорит, что грибок погиб. Да, бабушка захватила его в эмиграцию. Но не смогла почему-то сохранить. Он как-то здесь выродился, что ли… Или засох — я не совсем понял… Словом, производство кефира наладить так и не удалось».

«Пускай напишет в Россию. Может быть, ей помогут с этим делом. Скажи, что у нас есть фирма, которая на каждом молочном пакете помещает портрет её бабушки, очень, кстати, на неё похожий. Надо выяснить: наверное, она может предъявить какие-то права на этот портрет. Я, когда вернусь в Москву, обязательно вышлю тебе адрес фирмы, а ты передай ей, ладно?»

Миша перевёл женщине. Та выслушала, приподняв брови высоко над очками и время от времени произнося вежливое «oh!». «Merci, monsieur», — сказала она мне, но улыбка её снова стала натянутой. Казалось, она не очень поверила.

Я выполнил своё обещание. Тотчас по приезде я отправил Мише зелёный пакет из-под кефира с портретом Ирины Сахаровой и с краткой историей её похождений на Кавказе. Что из этого вышло дальше, не знаю. По-видимому, ничего.

Кошка Шрёдингера

Меня включили в список наблюдающих за Кошкой. «Смена составляет два часа. Больше — устаёшь, и наблюдение ослабевает. Мы ставим одну смену в сутки, — сказали мне. — Сколько смен вы сможете отработать?» — «Ну, я не знаю… — сказал я (действительно не зная своих возможностей). — Ну, неделю, может быть… Семь смен… Максимум десять. А сколько мне будут платить?»

Человек в горячей комнате откинулся на спинку кресла, расслабив ворот рубашки. Его галстук валялся перед ним, уже снятый и смятый, на полированной доске стола, где кроме этого галстука и телефона ничего больше не было.

— А разве вы не из Лиги Обратимого Времени? — удивился этот человек, подняв на меня косматые, вспотевшие брови.

— Нет, я приехал за свой счёт, — сказал я сухо, не вдаваясь в подробности.

Он несколько секунд соображал, но, видимо, мой статус его не очень обескуражил.

— В таком случае Ассоциация сможет вам выплатить по десять долларов за час. Это вас устраивает?

— Думаю… да… — сказал я, быстро вычислив и сомневаясь, что мне хватит на обратную дорогу.

— Ассоциация наша небогата, — человек сочувственно развёл руками, — мы стараемся продлить жизнь Кошки, но чем долее это длится, тем всё слабее делается интерес общественности и всё менее находится спонсоров. Не забывайте, что Кошка Шрёдингера была помещена в эту камеру и подвергнута непрерывному наблюдению пятьдесят лет назад. Так что, быть может, приходится даже удивляться, что до сих пор находятся энтузиасты, подобные вам…

Он смотрел на меня. Я покорно склонил голову.