Сидя на заднем ряду зала суда, вы давным-давно забыли о том, как здесь оказались, настолько эта мрачная история вас захватила. Да и навыки презентации обвинителя весьма впечатляют – оказывается, судебная система работает куда более профессионально, чем можно было подумать. Естественно, вы ждете, когда такой же высокий класс покажет адвокат обвиняемого, пытаясь доказать, что тот невиновен или, по крайней мере, что может существовать обоснованное сомнение в его виновности.
Но ничего подобного не происходит! Сначала вы замечаете, что в зале нет присяжных – дело рассматривает только судья. Это уже весьма странно… Затем, вместо того чтобы дать слово защите обвиняемого, судья вступает в дискуссию с прокурором, указывая на нестыковки в его презентации, просит вернуться к третьему слайду и пояснить, как именно он трактует указанные там данные. Прокурор отматывает презентацию назад и поясняет. Уверен ли он, что экспертиза орудия убийства была проведена надлежащим образом? Прокурор в этом абсолютно уверен. Еще несколько вопросов, и судья благодарит прокурора за разъяснения. После чего без лишних слов оглашает приговор и отправляет обвиняемого на двадцать лет за решетку.
Зал суда и собрание акционеров
Вздрогнув, вы просыпаетесь. Из иллюминатора самолета, который давно уже унес вас из маленького унылого городка, видны только серые дождевые облака внизу. Потягиваясь, вы удивляетесь замысловатому кошмару, который вам только что приснился. Конечно, таких судебных процессов не бывает и быть не может! Даже самые жестокие диктаторы, прежде чем отправить своих политических оппонентов за решетку, проводят показательные процессы, чтобы сохранить иллюзию соблюдения всех правовых процедур. Видимость честного суда так важна для нашего коллективного сознания, что даже террористические организации устраивают инсценировки судебных процессов, прежде чем казнить своих заложников.
Так почему же нас не шокирует тот факт, что эта сцена из воображаемого зала суда до мелочей похожа на то, что происходит в залах заседаний больших корпораций во время обсуждения инвестиций, планов реструктуризации или запуска нового продукта?
Генеральный директор и его команда проводят «слушания по делу», а после этого директор должен принять окончательное решение. Менеджер, который проект предложил, открыто «защищает» его запуск. Собравшиеся могут, но не обязаны, задавать ему вопросы или высказывать свое мнение – в свободной форме, без заранее определенной процедуры и регламента. После того как вся информация представлена, генеральному директору приходится играть две роли одновременно: адвоката противоположной стороны, который выступает против предложения, и судьи, принимающего окончательное решение по делу.
Конечно, можно возразить, что бизнес-решения радикально отличаются от юридических. Во-первых, такие решения должны приниматься оперативно, в то время как судебная система действует медленно (иногда даже слишком) и обстоятельно. Да и последствия корпоративных решений далеко не всегда столь же судьбоносны. Кроме того, мы предполагаем, что руководители компетентны и должным образом мотивированы, и потому доверяем им принятие решений.
Однако эти различия вряд ли оправдывают такое поразительное расхождение в методах. Так же как «общество», во благо которого вершится правосудие, требует беспристрастного разбирательства, акционеры вправе требовать ответственного подхода к принятию бизнес-решений, затрагивающих их интересы. И скорость здесь роли не играет: и в суде, и в корпорации степень срочности может быть разной; если суд и затягивается, то не из-за времени, потребовавшегося на выступление обеих сторон. Разница в «высоте ставок» тоже не имеет принципиального значения: даже если правонарушение незначительно, мы ожидаем разбирательства по всей форме, да и некоторые корпоративные решения могут влиять на судьбы многих людей. И наконец, наша уверенность в профессионализме руководителя не должна влиять на подход к принятию решений: то, что в суде слушают и сторону обвинения, и сторону защиты, вовсе не означает, что мы сомневаемся в профессионализме или беспристрастности судьи.