– Я человек, который имел все и потерял все. Трижды я был без памяти от любви. Одна женщина предала меня, уйдя к другому, вторую силой взял в гарем влиятельный правитель, третью убийца заколол ножом, и она умерла посреди пустыни у меня на руках. Я был богат, известен, наделен большой властью. Но не поступился принципами и за это лишь чудом не был казнен. Если бы я плакал из-за каждой неприятности в моей жизни, пришлось бы прорыть целый канал, дабы мои слезы не затопили город. Но я не в обиде ни на людей, ни на жизнь, ни на Вселенную. И даже ее Творца, если бы он был, я от всей души поблагодарил бы за все, что мне встретилось на моем пути.
– За вашей спиной говорят, что вы безбожник. Кажется, эти слова не так уж безосновательны.
– Хочешь знать, верую ли я в Бога? В того, который создал Вселенную, послал нам свои законы и будет судить всех после смерти? Нет, не верю. Даже если он где-то там и есть, какой нам от него прок в жизни? Добро и зло воюют беспрестанно, а Небо – всегда в стороне. Если Аллах существует, то, кажется, он души не чает в подлецах. Почти все султаны, богачи, муллы – лицемеры. А достойные люди – землепашцы, ремесленники – влачат жалкое существование. Так в чем тогда Божий замысел? Чтобы все на свете было вверх дном? Мир – как шахматная доска. То черное, то белое, то день, то ночь. И все вокруг воюют. А потом появляется некто, сгребает все фигуры от пешки до ферзя и запирает их навсегда в темном ящике.
Омар улыбнулся. Мрачные вещи, которые он время от времени говорил, с трудом сочетались с его озорным взглядом и мощным внутренним обаянием. Он подлил еще немного вина в чашу и слегка встряхнул ее.
– Моя вера – в того Бога, который находится в глубине души и согревает каждого человека. Человек и ничтожен, и безмерно велик. Чем-то таким природа наделила нас, что мы особенные. Надежду внушает мне и то, что творить благо другим почти каждому несравнимо легче и приятнее, чем делать зло. Вот этому Богу Добра в душе человека я истово поклоняюсь и готов молиться ему хоть все время. Живое человеческое сердце ценнее любого камня. Даже если это камень Каабы.
– Значит, вы все-таки не верите в Творца?
– Нет, и так тоже нельзя сказать. Пойми же, неверие в богов – тоже своего рода вера, да еще какая. Религии, философии и прочие тяжкие размышления делают нас своими пленниками. Отринь их все, не мучай себя. Просто поверь в человека и в силу добра. Только тогда ты станешь свободным.
– Но разве это так просто? Ведь закон предписывает неверующего побивать камнями.
– Вряд ли на свете есть человек, который знает Коран лучше меня. Первый раз я целиком прочитал его в три года, а к семи выучил наизусть. Двадцати лет от роду в Самарканде я уже был почитаемым учителем богословия в одной из самых больших школ ислама в мире. Так вот что я скажу. Коран прежде всего предписывает соблюдать пять основ веры. Я это делаю неукоснительно. Признаю публично власть Аллаха, молюсь пять раз в день, особенно когда я на людях, раздаю милостыню, выдерживаю пост (это, пожалуй, самое трудное), и даже совершал хадж в Мекку. Мне как ученому интересно было посмотреть, что собой представляет камень Каабы и как выживают арабы в пустыне. Этим же хаджем я раз и навсегда заткнул рты тем, кто подозревает меня в вольномыслии. Думаю, в лучшем случае лишь один житель Нишапура из десяти совершает хадж, так как Мекка отсюда очень далеко. Так как же эти неверные, не исполняющие пятый завет Аллаха, еще смеют меня в чем-то обвинять?
Я улыбнулся. Действительно, в ситуации Хайяма потратить полгода жизни на хадж в научных целях и ради защиты от будущих упреков было весьма разумно. Допив вино, он продолжил:
– Но, откровенно говоря, я никогда не мог взять в толк, для чего при каждой молитве биться головой о землю. Лично я стараюсь отдавать земные поклоны Творцу без стука головой, в отличие от многих. Полагаю, что самое прекрасное в молитве – это вид красивого, расшитого узорами молитвенного коврика. Хорошо, кстати, когда он мягкий – коленям не так больно.
– Я слышал, у вас было много научных работ. Что вас особенно интересовало?
– Больше всего в жизни меня интересовала и интересует математика. Она поистине царица наук. Я открыл универсальный способ решения уравнений третьей степени с помощью конических сечений, которые когда-то не поддались ни Пифагору, ни Аль-Хорезми. Доказал ряд теорем геометрии. Однако больше всего меня привлекал анализ постулатов Евклида, на которых зиждется вся математика. Я написал большой том комментариев к этим постулатам. Открыл, что пятый, последний постулат в некоторой степени выводится из первых четырех. Также я обнаружил, что если его немного иначе сформулировать, то вся математика мира будет выглядеть по-другому. Но что это будет за математика – я даже пытаться взять в толк не стал, так как это, видимо, за гранью разума человека.
«Зато в этом преуспели Риман и Лобачевский», – подумал я, но вслух, конечно, ничего не сказал.