Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном

Можно не без сожаления отметить, что большинство живописных шедевров Леонардо были созданы им в свободное от работы время. Его основным хлебом (а жил он почти всегда на широкую ногу, в дорогих просторных домах, кормил несколько постоянных помощников и слуг, отличался изящным вкусом в нарядах) на протяжении полутора десятков лет было не что иное, как инженерное устройство блистательных праздников Сфорцы для сиюминутных потех знати. При этом, несмотря на теплое отношение герцога, к высоким слоям миланского общества Леонардо не принадлежал: художники и инженеры, даже очень известные, тогда считались разновидностью ремесленников-простолюдинов.

Я встретился с Леонардо как будто бы случайно, вблизи оживленного, но не отвечавшего сегодняшним представлениям о гигиене продуктового рынка. Отбросы, испорченные фрукты, тухлое мясо торговцы выбрасывали в выгребные ямы в нескольких метрах от прилавков, отчего в воздухе стоял резкий запах гнили, который не особенно беспокоил ни покупателей, ни продавцов. На рынке и вокруг него можно было заметить много по-своему колоритных, бедно одетых людей, бродяг – лица некоторых из них буквально просились на полотна с изображениями кругов ада Данте. Леонардо пришел сюда в поисках натурщиков для своей масштабной картины. Наконец, он заприметил мое лицо в толпе прохожих, вгляделся внимательнее и двинулся в мою сторону. Как я и рассчитывал, он пригласил меня позировать в качестве одного из персонажей масштабной фрески, коих должно было быть тринадцать. Я без раздумий согласился, и мы договорились о встрече в трапезной зале храма на следующее утро.

Мой типаж оказался ближе всего к образу апостола Филиппа, ученого человека лет тридцати, с умным, серьезным взглядом, направленным на композиции прямо в ее центр, на фигуру Спасителя. Разумеется, собрать всех моделей сразу и заставить их сидеть в одной позе за столом каждый день месяцами художник не мог при всем желании, поэтому он писал образы по отдельности. Фреска была большой и находилась на некоторой высоте: Леонардо работал, взбираясь на подвесные деревянные леса. Сейчас на картине были написаны только фигуры апостолов, без лиц. Двое помощников – ловкий молодой человек и еще один, совсем мальчишка, шустрый и неугомонный, смешивали краски в нужных пропорциях, подавали кисти и другие инструменты.

Леонардо сначала долго, неестественно сверлящим взглядом, словно я был неживым предметом, всматривался в мое лицо, повернутое вправо, как на картине, а затем легкими движениями взбирался на леса и работал кистью. На помощников он время от времени грозно покрикивал и явно торопился закончить лицо апостола до полудня, чтобы ему не мешали монахи со своим обедом. Часам к одиннадцати в помещении стало душно, и мне захотелось, чтобы сессия поскорее закончилась. К двенадцати маэстро дал знак помощникам собирать инструменты. Я всмотрелся в свежий образ Филиппа на картине, но увидел не законченное лицо, а лишь его наметки, но, вероятно, для Леонардо этого было достаточно. Мастер сухо поблагодарил меня, так ни разу за все утро и не улыбнувшись, и сунул в мою ладонь пару мелких серебряных монет, которых бы не хватило даже на то, чтобы как следует пообедать после работы – щедростью он явно не отличался.

В перерывах между позированием я обратил внимание на толстую тетрадь: ее угол высовывался из глубокого кармана лежавшей на столе накидки художника, которую он снял с себя в процессе работы. Это был один из знаменитых дневников Леонардо. Внимательно пролистав, я вернул его на место.

Когда около полудня мы выходили из собора, встречая по пути первых монахов в красных одеяниях, шедших в трапезную, я предложил небольшую помощь. Мальчишка-подмастерье начал капризничать (что, видимо, было обычным делом), отказываясь нести тяжелые бидоны с темперой. Сам Леонардо ничего не носил в руках – это было явно ниже его достоинства. Он кивнул в ответ, и я помог донести краски до его поместья. По пути я рассказал, что недавно окончил университет Пизы, обладаю неплохими познаниями в области инженерного дела и был бы рад обсудить с ним наброски, которые я обнаружил в его тетради. Леонардо впервые с момента знакомства взглянул на меня с некоторым интересом. Я предложил после обеда прогуляться по центру Милана и обменяться идеями.

Слуги на кухне меня, как совсем незнатного гостя, накормили похлебкой из чечевицы и овощами, сдобренными оливковым маслом. По каменному полу дома тут и там расхаживали животные – кошки, собаки, гуси. Хозяин вздремнул, пока я ел (это была еще одна его особенность – Леонардо спал понемногу четыре раза в сутки: дважды по два часа ночью и дважды по часу после обеда и перед закатом). После трех часов дня жара спала, погода стала идеальной, и я находился в предвкушении захватывающего общения с художником на фоне прекрасной итальянской природы.