Читаем Думай медленно — предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность полностью

Приверженность может принимать разные формы, но легко представить себе ее степень, визуализировав детскую игру «Дженга», которая начинается с выстраивания башенки из прямоугольных деревянных блоков. Затем игроки по очереди вытаскивают блоки из башни, пока кто-то не вынимает тот, который обрушивает все строение. Наши представления о самих себе и о мире стоят друг на друге, как блоки в «Дженге». Мое убеждение в том, что Кейнс сказал: «Когда факты меняются, я меняю свое мнение», находилось на самом верху, ничего не поддерживая, и я без проблем взял и отбросил его в сторону, не потревожив ничего другого. Но когда Жан-Пьер делает прогноз по вопросу, который лежит в области его специализации, этот блок находится ниже, рядом с блоком самовосприятия, рядом с основанием башни. Его намного сложнее вытащить, не задев остальные, поэтому Жан-Пьеру не очень хочется его трогать.

Профессор Йельского университета Дэн Кахан провел много исследований, демонстрирующих, что наши суждения о рисках (контроль над оружием делает жизнь безопаснее или подвергает риску?) проистекают не из осторожного взвешивания свидетельств, а из самоидентификации. Именно поэтому взгляды людей на контроль над оружием часто коррелируют с их взглядами на климатические изменения, хотя между этими двумя проблемами нет логической связи. Психология властвует над логикой. А когда Кахан просит людей, которые страстно верят в то, что контроль над оружием либо увеличивает риск, либо уменьшает его, представить, что существует убедительное свидетельство, доказывающее, что они не правы, и затем спрашивает, поменяли бы они свое мнение, те обычно отвечают отрицательно. Блок этого убеждения держит на себе множество других. Вытащи его — и появится угроза хаоса. Поэтому многие люди отказываются даже представлять такую ситуацию. А когда блок находится у самого основания башни, его вообще невозможно вытащить иначе, как обрушив все строение. Столь сильная приверженность одному мнению приводит к крайнему нежеланию признать ошибку, что объясняет, почему люди, ответственные за арест и удержание в тюремном заключении 112 тысяч невинных, могли так упорно верить, что угроза саботажа действительно серьезна. Их приверженность ничто не поколебало. В глубине души Уоррен был гражданским либертарианцем. Для него признание, что он несправедливо заключил под стражу 112 тысяч людей, было бы равносильно обрушению кувалды на ментальную башню.

Это подразумевает, что суперпрогнозисты могут иметь неожиданное преимущество: они не эксперты и не профессионалы, так что в каждый прогноз вкладывают очень мало своего эго. За исключением редких обстоятельств — как, например, когда Жан-Пьер Бюгом отвечает на военные вопросы — они не привержены рьяно своим суждениям, и потому им легче признать, что прогноз отклонился от правильного курса, и подправить его. Это не означает, что суперпрогнозисты совсем не вкладывают в прогнозы свое эго. Им важна репутация в среде товарищей по команде. И если титул «суперпрогнозист» становится частью представления о себе, приверженность делу растет очень быстро. В то же время их ставки на самооценку гораздо ниже, чем у аналитиков ЦРУ и прославленных экспертов, которые рискуют репутацией, что помогает им избежать недостаточной реакции, когда появляется новое свидетельство, требующее обновления прогноза.

Чрезмерность

Представьте, что вы стали частью некого эксперимента по студенческой психологии. Исследователь просит вас прочитать информацию об одном человеке. «Роберт — студент, — говорится в ней. — Он занимается около тридцати одного часа в неделю». Когда вы прочитали, вас просят предсказать средний академический балл упомянутого студента. Оснований для вынесения суждения у вас мало, но количество часов, которое он уделяет занятиям, соотносится с вашим представлением о хорошем студенте, поэтому вы предполагаете, что его средний балл достаточно высок.

А вот другая ситуация: Дэвид — пациент психотерапевта, который сексуально возбуждается от жестоких садомазохистских фантазий. Вопрос: какова вероятность, что Дэвид окажется растлителем малолетних? И снова вы обладаете совсем малым количеством информации, но то, что есть, соответствует вашему стереотипу о растлителях малолетних. Так что вы отвечаете, что вероятность значительна. А теперь представьте, что я даю вам больше фактов о Роберте. Что, если я скажу вам, что он играет в теннис три или четыре раза в месяц? И что самые долгие его отношения продлились два месяца? Измените ли вы свое мнение о среднем академическом балле Роберта?

Вот еще информация о Дэвиде: ему нравится рассказывать анекдоты. Однажды он повредил спину, когда катался на лыжах. Изменит ли это вероятность того, что он растлитель малолетних?

Возможно, вы сейчас думаете: «Дополнительная информация не имеет отношения к вопросу. Я ее проигнорирую». И правильно сделаете. Она была тщательно отобрана на предмет полной нерелевантности.

Перейти на страницу:

Похожие книги