Думаю – следовательно, играю!

Я задыхался, я был в агонии. Я взял мяч – он был тяжелым, как вся та ответственность, которая давила на меня. Я не смог переглянуться с Буффоном – я пытался поймать его взгляд, мне нужен был его знак, жест, совет, но Джиджи было не до моих проблем, он был занят своим. Я погладил мяч, поднял глаза к небу в просьбе о помощи – если Бог есть, он не может быть французом. Вздохнул. Долгий, глубокий вздох. Это был мой вздох – но это мог быть и вздох рабочего, который с трудом дотянул до конца месяца, или богатого противного предпринимателя, или учителя, или студента, или старых эмигрантов в Германии, которые нас не бросили, или миланского сноба, или проститутки на углу улицы. Это был наш общий вздох.

Это кажется невероятным, но именно в этот момент я понял, как здорово быть итальянцем, какая это неоценимая привилегия. Меня в этом убедили не пустые слова политиков, которые сами не знают, о чем говорят, и не видят меры; не книги, которые я изучал на уроках истории – может быть, потому что я слишком часто держал их закрытыми, и они покрывались пылью (мои родители были правы – это была ужасная ошибка). Но я подумал, что за мгновение до пенальти у меня так открылась душа, что я участвовал в работе невероятного механизма, чувствуя каждую частичку его движения – к механизма несовершенного, полного проблем, старого, несмазанного, но уникального. Вот что такое любовь к Италии.

Я забил гол. Но даже если бы я промахнулся, ощущение осталось бы тем же самым – правда, тогда оно знаменовалось бы разочарованием. Это невероятно – понимать, что твои чувства разделяют миллионы человек – в ту же секунду, по той же самой причине, в разных городах, люди, которые минуту назад были врагами или, по крайней мере, слишком разными, чтобы найти точки соприкосновения. Эта теплая дрожь – за секунду до гола – была самым истинным ощущением, которое я испытывал. Впоследствии мы говорили об этом с друзьями в раздевалке, и я узнал, что был не единственным, кто в такую минуту обратился своими мыслями к Германии.

Это пенальти помогло мне почувствовать самого себя. Как обычно, никто мне не поверит, но я больше чувствую себя Пирло того пенальти на чемпионате мира в 2006-м, чем гениальным Пирло, который забил «черпачок» в 2012-м на чемпионате Европы против Англии. Хотя итог, в конце концов, один и тот же: выбрать лучшее решение, чтобы свести возможность ошибки к минимуму. Чтобы было понятно: я не вел себя как Франческо Тотти, который на чемпионате Европы в 2000 году в матче против Голландии, прежде чем пойти пробить пенальти, сказал Ди Биаджио и Мальдини ставшую легендарной фразу: «Я сделаю «черпачок». Я решил это в последний момент; когда я смотрел на вратаря англичан Харта, у меня в голове разыгрывалась тысяча сценариев. Я уже начал разбег, но все еще не знал, как именно поведу себя, он сдвинулся – настал решительный момент. Внезапно, непредсказуемо мне пришло в голову, что единственное решение, чтобы повысить вероятность гола, – сделать «черпачок» почти на сто процентов. Никакого эксгибиционизма, он мне вообще несвойственен. В этом жесте многие так называемые эксперты видят скрытые знаки, подспудное желание реванша, говорят, что этот жест был тщательно отрепетирован на поле между матчами. Между прочим, в последние дни этого чемпионата Европы мы практически не тренировались (постоянные поездки между Польшей и Украиной вымотали нас и отобрали у нас кучу времени), но неужели можно настолько заранее спланировать такую ситуацию? Для этого надо быть Тотти – или ясновидящим – или глупцом.

Никто не знал, как я забью этот мяч. Я и сам этого не знал. Наверное, таким объяснением я кого-то разочарую – а кто-то решит, что я вру, – но я ударил по мячу снизу из чистого расчета, на тот момент это было наименее опасным и наиболее верным решением. Самым продуктивным, как говорят. И конечно, в представлении всех зрителей это было отличным способом обыграть соперника, имевшего преимущество, превратить поражение в победу, вылет из четвертьфинала в проход в полуфинал – однако, все это решалось буквально в секунды. Как минимум, я так решал, хотя мои друзья были поражены и хотели разъяснений. Сначала они хвалили меня, а потом все как один задавали один и тот же вопрос – хор взрослых, потерявших голову, словно дети: «Андреа, ты сошел с ума?» Это было единственное, что их интересовало.

Они были удивлены, я – нет. Я знал, почему сделал это. И для кого.

6. Рыцарь в голубых доспехах

«Италия значит больше. Больше, чем «Интер», больше, чем «Милан», больше, чем «Ювентус». Чем какая-либо команда»