Думаю – следовательно, играю!

– Ты так развлекаешься? Мне тебя жаль…

– А я не развлекаюсь, я этого и не говорил, это твои предположения, я лишь следую указаниям моего тренера.

– Так ты не получишь удовольствие от матча.

– Ты тоже.

И он был прав. Я тоже, и не впервые. Были времена, когда тренеры противников приказывали своему лучшему игроку останавливать «треквартисту», то есть наиболее серьезного и точного противника. Цель была проста: не дать ему коснуться мяча. Потом ситуация поменялась, футбол эволюционировал, и теперь основное внимание обращают на центрального полузащитника, который продумывает и выстраивает игру, то есть на такого игрока, как я, к которому тренер приставляет своего худшего игрока. Это заканчивается всегда одним и тем же: я ухожу с поля с синяками, как в матче против «Ромы», где за мной гонялся Франческо Тотти, один из тех, кто получил подобное указание, но потом он попросил у меня прощения, и мы помирились. Это был не его промах, я уверен, что он сам бы не стал так делать. Не так легко пережить девяносто минут, когда тебя преследует мастиф: он собака, а ты кость, и к этой практике я никогда не привыкну. Это превращает футбол в рестлинг.

Иногда я обмениваюсь футболками с людьми, которые преследовали меня весь матч, – так было и со Скембри, потому что из-за нашего тесного взаимодействия я чувствовал себя так, будто знаю его всю жизнь. Я стараюсь избавиться от них, найти решение, как мне получить мяч и вести свою обычную игру, но иногда это действительно сложно сделать. У кого нет класса, у того есть ноги и дыхание, это роботы без мозга, но с телом качков, так что, если мне не удается дриблинг и я сталкиваюсь с одним из них, мне больно. Тренеры других команд действительно боятся меня, иначе они бы не стали вырабатывать такую тактику, но это слабое утешение. Почти все, кто меня преследовал, сосредотачиваются только на оскорблениях, атакуют они только если действительно вынуждены это делать, но когда они теряют мяч, они возвращаются ко мне и забывают обо всем. Они хотят побить меня.

Даже сэр Алекс Фергюсон, менеджер «красных дьяволов», который усилил «Манчестер Юнайтед» и превратил его в бронированный крейсер, человек без единого пятна на репутации, тоже впал в искушение и нарушил чистоту и трезвость своей тактики. В одну из наших встреч, когда я играл в «Милане», за мной бегал Парк Джи-Сун, первый кореец в истории клуба, по поводу которого можно пошутить насчет ядерной бомбы, потому что он на поле носился со скоростью электрона. Он бежал вперед, возвращался назад, пытался атаковать, если не мог, то возвращался ко мне, трогал мою спину, заставляя меня почувствовать, что он рядом, смущал меня, смотрел на мяч и не понимал, что он такое. Неопознанный крутящийся объект. Его запрограммировали остановить меня, и только на это, и он делал это со страстью. Хотя он уже был очень известен, он играл, как сторожевая собака, сам ограничивая свои силы.

Я переживаю все это как невероятную несправедливость, и нередко мне было жаль моего контролера сегодняшнего дня, игрока, и прежде всего мужчину, которого попросили выйти на поле только для того, чтобы разрушать игру, а не строить ее, просто быть худшим игроком и портить мою игру.

Я словно бродячий цыган на поле, игрок центра поля в поиске угла, где смогу двигаться свободно, хотя бы на секунду, без преследователей или мальтийцев за спиной. Несколько квадратных метров, на которых можно реализовать свое кредо: я беру мяч, передаю его товарищу, и товарищ забивает гол. Это называется помощь, и это величайшее призвание.

Именно поэтому мне так трудно перейти в другую зону поля, по крайней мере, пешком, без шарабана – ходил даже слух, что я цыган, из ветви ромалэ, точнее, синти. Перед матчем Италия – Румыния на чемпионате Европы в 2008-м в Австрии и Швейцарии об этом написали в газете, дав пищу для размышлений.

Сначала я плюнул на это и посмеялся над заголовками, но потом бомбардировка средств массовой информации стала невыносимой, вылезли лживые и неприятные детали, касающиеся моей семьи. Они подглядывали за нами, смотрели, что мы делаем, писали об этом, распространяли новости о наших привычках, о местах, которые мы посещали, о людях, с которыми мы встречались, вмешиваясь в нашу частную жизнь и в жизнь людей, находившихся рядом с нами.

Я знаю, как мог родиться такой слух. Помимо производства вина, мой отец Луиджи занимается черной металлургией в «Elg Steel»; в этой фирме также работает мой брат. Поскольку торговля и обработка металла – традиционная работа в среде синти, кто-то сделал вывод, что мы принадлежим к этой национальности. Один плюс один, два плюс два – вот и готова серия статей.