Внезапно Артур разворачивается на колесиках и катится к другой стене коридора, в которую тут же довольно яростно врезается.
— Ой, — хмурится Джим. — Что-то с программой.
Артур отъезжает от стены и потрясенно разглядывает ее.
— Ему далеко еще до любовных свиданий с другими роботами, — говорит Хелен Ральфу.
— Да, — отвечает Ральф. — Мы были бы счастливы научить его хотя бы подбирать с пола мусор. Пойдемте.
Ральф провожает Хелен к лифту. Стены и пол лифта — стеклянные, так что при желании можно рассмотреть его механизм, но Хелен это неинтересно. Они плавно и тихо поднимаются наверх, и Ральф поясняет, что Макс Каринти — американский философ венгерского происхождения и художник-любитель. Несколько лет назад он проводил в Центре свой годичный отпуск, предоставленный Принстонским университетом для научной работы, и, получив разрешение у Ральфа, оформил второй этаж настенной панорамой, иллюстрирующей различные хорошо известные теории и эксперименты с мышлением из области когнитивной науки, эволюционной психологии и философии мозга.
Лифт останавливается на втором этаже, и стеклянные двери открываются с механическим выдохом.
— Господи! — восклицает Хелен, выходя.
Внутренние стены холла сделаны не из стекла, как на нижних этажах, а из кирпича и пластика, и их изогнутая поверхность покрыта живописными изображениями по всему периметру. Частично перекрывающие друг друга сцены, фигуры и виньетки, написанные в смелой, экспрессионистской манере, тянутся по обе стороны от лифта и соединяются в противоположном конце галереи, образуя своеобразную циклораму. Это буйство красок и форм контрастирует с высокотехнологичной строгостью остального здания.
— Впечатляет, правда? — Ральф удовлетворенно наблюдает за ее реакцией. — Могу провести для вас экскурсию.
— Да, пожалуйста.
Он поворачивает налево, Хелен идет за ним. В первую очередь в глаза ей бросается огромная черная летучая мышь с расправленными крыльями, летящая на зрителя на уровне глаз и похожая на бомбардировщик «Стелс», опоясанный тонкими кольцами.
— В начале семидесятых философ Томас Нагель назвал одну из своих работ «Что значит быть летучей мышью?», — поясняет Ральф. — Он доказывал, что мы никогда не сможем узнать, каково быть летучей мышью, поскольку единственный способ узнать состоит в том, чтобы стать ею.
— А что делают вон те, на заднем плане? — спрашивает Хелен, показывая на двух мышей, целующихся, как в диснеевских мультфильмах.
— Это мыши-вампиры. Одна мышь срыгивает кровь в горло другой.
— Фу, лучше бы не спрашивала.
— На самом деле, летучие мыши-вампиры, возвращаясь с ночной охоты, иногда делятся своей добычей с менее удачливыми собратьями.
— А какое это имеет отношение к проблеме сознания?
— Это имеет отношение к мотивации. Казалось бы, какой альтруизм! Но на самом деле удачливая мышь делится кровью лишь с той особью, с которой у нее заключен двусторонний договор на тот случай, если обстоятельства сложатся иначе. Так что каждая преследует свои личные интересы. То же самое относится к людям, как показывает нам вот эта «Дилемма заключенного».
Ральф показывает на двух мужчин в полосатой тюремной одежде, словно сошедших со страниц книжки комиксов. Они сидят в камерах в разных концах целого ряда пустых камер и угрюмо смотрят сквозь решетку. Между ними стоит тюремщик.
— Ситуация такая: оба арестованы за совершение преступления и должны давать показания. Эти люди изолированы друг от друга и не могут общаться. Если они оба выдадут друг друга, то каждый получит большой срок. Если же только один выдаст своего сообщника, то уйдет безнаказанным. А если молчать будут оба, им вынесут более мягкий приговор за недостатком улик. Вот вам и выбор между сотрудничеством или предательством.
— Да уж!
— Возьмите, к примеру, наши последние события в университете, связанные с сокращением бюджета. Университетское начальство стоит перед дилеммой — голосовать за
— Во что?