Думают…

— Око за око, зуб за зуб. Сотрудничаешь с игроком до тех пор, пока он готов с тобой сотрудничать, а затем предаешь его. Пока твой партнер по игре знает, что ты можешь его предать, у тебя нет в этом необходимости. На этом и держится общество. Такова человеческая мораль.

— М-да… — Хелен хотела что-то возразить, но промолчала. Она переходит к другой части росписи. — А здесь что изображено? — Она показывает на мужчину, сидящего у стола, на котором стоят две корзинки для входящих и исходящих бумаг и стопка книг. Комната пустая, и в ней нет окон. Корзинки переполнены бумагами с какими-то непонятными надписями, и точно такие же листы падают на пол из щели в двери.

— «Китайская комната» Сиэрла, очень известный эксперимент. Суть в том, что парень получает вопросы на китайском, не зная этого языка. У него есть что-то вроде словаря-справочника с логическими шифрами, с помощью которых он может ответить на эти вопросы. Он сидит целый день, давая правильные ответы, но не понимая при этом ни единого слова. Осознает ли он то, чем занимается?

— Думаю, осознает, что занимается ужасно скучной работой.

— Интересная точка зрения. Но Сиэрл полагает, что человек не понимает информацию, которую он обрабатывает, и действует, как компьютерная программа. Точно так же и компьютерная программа не может осознавать информацию, которую обрабатывает. Следовательно, искусственный разум невозможен.

— Подозреваю, что вы с этим не согласны.

— Конечно, нет. Потому что даже на уровне эксперимента невозможно представить себе компьютерную программу, которая работала бы, как искусственный интеллект. И если бы даже это было возможно, все равно пришлось бы наделить ее некоторым сознанием.

— А это — те самые китайцы, которые задают вопросы и получают ответы? — спрашивает Хелен, показывая на толпу азиатов в маоистских френчах. Они стоят плечом к плечу, а к их ушам прикреплены предметы, похожие на мобильные телефоны.

— Нет, это уже другой эксперимент, при котором все население Китая нужно снабдить специальными двусторонними радиопередатчиками, которые должны осуществлять связь между клетками головного мозга.

— А почему взяли именно Китай?

— Наверное, потому, что там самое многочисленное население, говорящее на одном языке, — около миллиарда человек.

— Но у китайцев нет общего разговорного языка, — возражает Хелен.

Ральф смеется:

— Действительно? Наверное, парень, придумавший эксперимент, об этом не знал. В мозгу человека около ста миллиардов нейронов, а возможных связей между нейронами больше, чем атомов во вселенной, так что эксперимент все равно далек от реальности.

— И что же в результате получилось?

Ральф пожимает плечами.

— Забыл. Кажется, еще один аргумент против функционализма. Как и большинство экспериментов с мышлением. Вот интересный пример.

На картине изображена комната без окон, похожая на камеру и забитая мебелью и техникой — стол, ящики, полки, компьютеры и телевизор. Все нарисовано в черно-белых и серых тонах, включая сидящую на столе молодую женщину. На женщине черные перчатки и туфли, непрозрачные черные колготки и белый лабораторный халат. Изображение на экране телевизора монохромное. Комната находится под землей, а на ее поверхности живыми, сочными красками изображен милый сельский пейзаж.

— Это колористка Мэри, персонаж Фрэнка Джексона. Эта девушка выросла в абсолютно монохромной среде. Она знает о цвете почти все (например, длину световых волн, вызывающих на сетчатке глаза те или иные цветовые ощущения), но никогда не видела настоящих цветов. Обратите внимание, что в комнате нет зеркал, и поэтому она не может увидеть цвет собственного лица, волос или глаз, а все остальные части ее тела полностью закрыты одеждой. В один прекрасный день ей разрешат выйти на улицу, и первым делом она увидит, допустим, красную розу. Как вы считаете, это будет для нее совершенно новым ощущением?

— Естественно.

— То же самое говорит Джексон. Это еще одно доказательство того, что qualia невозможно ни описать, ни объяснить.

— Мне нравится этот эксперимент.

— Да, он лучше большинства других. Но он тоже страдает избытком всевозможных допущений. Если бы эта Мэри знала абсолютно все о цвете (то есть намного больше того, что мы знаем о нем сейчас), то она смогла бы симулировать ощущение красного цвета, принимая, например, какие-нибудь наркотики.

— А это кто такие? — спрашивает Хелен, указывая на группу фигур, сидящих, стоящих и идущих в разных направлениях. — С ними что-то не так, хотя и непонятно, что именно.

— Молодец, правильно подметили. И Каринти молодец. Это — зомби.

— Зомби?

— Да, мы много работаем с зомби. Зомби для философов, занимающихся проблемой мозга, — то же самое, что крысы для психологов или морские свинки для медиков. Не удивлюсь, если узнаю, что где-то существует движение по защите прав зомби.

— Но их же не бывает!

— Для писателя вы мыслите слишком буквально, — говорит Ральф.

— Я — реалистка.