Думание мира

Антигрузинская истерия подогревается чрезвычайно искусно. Нельзя не заметить, как обрадовались русские националисты самого погромного толка: они были предельно искренни, поздравляя Владимира Путина с днем рождения и желая ему дальнейших успехов. В своей поздней риторике Путин практически легитимизировал ДПНИ, а это сила куда более опасная, чем «Родина», ― которую выпустили из бутылки и попытались загнать обратно. С ДПНИ это уже не получится. Разумеется, Кондопога и нынешняя грузинофобия ― лишь симптомы общего российского неблагополучия: по прямой подсказке властей и их новых друзей народ обращает ненависть против того противника, который ближе. Стоит ли напоминать, что от кишиневского погрома до первой русской революции прошло всего полтора года? Но пока этот прием срабатывает, и есть надежда, что сработает следующий: проведение предвыборной кампании 2008 года под лозунгом «Мы спасаем вас от погромов». Преемник Владимира Путина будет единогласно поддержан интеллигенцией ― «все-таки лучше они, чем эти» ― и получит симпатии погромщиков, ибо успеет подмигнуть им: «Мы спасаем от погромов не потому, что являемся их противниками, а потому, что предпочитаем громить сами, цивилизованно. Не огорчайтесь, вам тоже достанется ― разумеется, если вы будете действовать под нашей крышей».

Естественно, этот преемник не предложит никакой другой идеологии, кроме все той же имманентности. Введение праздника 4 ноября вместо 7 ноября ― шаг назад все по той же «подвижной лестнице Ламарка», в сторону расчеловечивания: 7 ноября было все-таки идеологическим праздником, 4-е ― уже только национальным. В России практически не осталось русских, которые не считали бы ксенофобию главным основанием для национальной идентификации; значительная часть русской интеллигенции, пряча глаза, повторяет: «Как хотите, но эти грузины… эти кавказцы… все-таки они переходят всякие границы!» Что до евреев, которые бы пытались заглушить в себе голос крови и осудить хоть одну инициативу Запада, направленную на окончательную дискредитацию их неисторической Родины, ― таких, кажется, нет вообще: национальность стала предопределять идеологию со стопроцентной императивностью. Обнаруживая в ЖЖ персонаж с израильским или грузинским флажком на юзерпике, вы можете безошибочно прогнозировать его литературные вкусы, кулинарные пристрастия и отношение к благотворительности. Эта предсказуемость невыносима, как все имманентное, ― и именно поэтому Россия стала так невыносимо скучна. Нет ничего зануднее паттернов ― а таковы сегодня почти все, кто тут еще остался. Мерзостны авторы, злорадствующие по поводу гибели Политковской или настаивающие на немедленном отлове всех московских грузин, ― но интеллигенция, в знак протеста устремляющаяся в грузинские рестораны, едва ли выглядит предпочтительнее. Впрочем, интеллигенции, не случайно так любящей кухни, не впервой совмещать прием пищи с протестом ― точно так же, как и погромным идеологам не впервой сочетать проповедь любви с призывом к массовому убийству.

Долгая и неуклонная деградация российского социума подходит к концу. Россия докатилась до недр ― то есть опустилась на ту последнюю глубину, за которой только раскаленная магма. Недра эти будут вычерпываться в ближайшие лет пятьдесят, и человеческого ресурса должно хватить примерно на столько же лет борьбы всех со всеми. Трудно понять, что будет здесь после. Очень может быть, что это будет просто очень большая яма, призванная живо напоминать прочему человечеству о бесперспективности всякой имманентности.

Впрочем, не исключено, что в последние лет десять эта поредевшая биомасса будет делиться уже по половому признаку. Он, кажется, имманентней.

2006 год

Клонинг и вышвыринг

О движении «буккроссинг» принято говорить с умилением, почти с нежностью. Прочел книгу ― забудь ее где-нибудь в общественном месте, в кафе, на скамейке. Подари товарищу. Основал это дело Рон Хорнбекер, в России оно теперь в большой моде и называется книговоротом. Считается, что именно такое обращение с книгами нормально: прочел ― передал. Я никогда не понимал этого. Для меня хорошая книга всегда была живым существом. Как можно забыть на скамейке домашнего любимца? Щедрейший Волошин запрещал выносить книги из своей библиотеки, неохотно выпускал из рук, мог из-за книги насмерть поссориться с приятелем. Дело не в жадности. Просто это были другие книги.