— Не вяжется — это точно. Вот у меня два листа, — сказал опер, демонстративно взяв их в руки. — На одном расклад такой: пойдешь в клетку до выяснения личности. Проверяем на белую горячку, дадим запросы в психо — неврологические. И не думай, что на пару дней здесь. Надо будет — напишем бумагу прокурору на продление. Даже если проясним личность, за мелкое хулиганство на пятнадцать суток сходишь. Личность ты неизвестная, подозреваешься в ряде эпизодов, думаю, что — то да всплывет. Обязательно всплывет, в «Крестах» местечко тебе припасем. И это сейчас еще побои с потерпевших не все сняли — может и сегодня дел наворотил.
Я слушал и диву давался. Опер прямым текстом давал понять, что может делать со мной что хочет. Ну, не лично он, а в целом опер — группа или весь отдел, хотя тут еще попробуй пойми разницу. Запугивает? Ну посмотрим, как он заговорит, когда узнает, что я одаренный.
— На втором листе все гораздо проще, — продолжил опер. — С дракой ладно, на первый раз обойдемся предупреждением. Там ведь не ты один дрался, верно? Зачем на тебя все вешать? Что мы, звери, что ли? Поступим по — человечески. Скатаемся на машинке, вернем тебя на работу, на склад твой. Там и документы твои, думаю, найдутся, ну а про остальное своих начальников спросишь.
Чем дальше говорил опер, тем сильнее я мрачнел. Прав был Мишаня, когда говорил, что милиция под медведевскими ходит. И ведь даже не парятся: остальные присутствующие в кабинете посмеиваются. Все всё понимают.
Вот теперь я чувствовал моральное право разнести здесь все к черту. Выяснять про Ризому? Вот у этих? Да гопота в подворотне и то была честнее этих лицемеров.
— Как там тебя… Артем, — прочитал с листа опер. — Я же вижу, ты человечек — то понимающий. Думаю, между этими вариантами выбор сделаешь без проблем? Может и вовсе слова про рабство назад забрать хочешь?
— Может да. А может и нет. А может — пошел ты?
С лица опера тут же сошла улыбка. Он пристально впился взглядом.
— Сейчас мой коллега, — он показал на сотрудника за соседним столом. — Накроет тебе голову пакетом. А я напомню тебе, какие удары ты еще пропустил в драке. Они на тебе быстро нарисуются.
— Не, — равнодушно сказал я. — Ты просто нахер пойдешь.
— Ну, сук…
Дверь в комнату резко открылась. На пороге стояла женщина в милицейской форме. Только начавший вставать из — за стола опер сел обратно.
— Где у вас задержанный последний? — спросила женщина. — Я его забираю.
— Вот этого шкета? — уточнил опер с таким выражением лица, словно это было из разряда невозможного. — Чего он тебе сдался? Он за языком следить не умеет, сейчас как…
— Да, срочно забираю. Он по моим эпизодам проходит, надо допросить.
— Так я уже оформляю! — не сдавался опер. — Мы еще даже личность не пробили. Мне этот гаденыш еще нужен. Уж извини, Лен.
— Я сказала: забираю его прямо сейчас, — надавила женщина.
— Ай! — махнул рукой опер и злобно посмотрел на меня. — Я сразу понял, что за ним висяки. Пшел!
Я улыбнулся ему в ответ. В мыслях представил, как он запоет, когда я впечатаю его в потолок. Особенно хорошо ему будет висеться на люстре. Но говорить ничего не стал. Пока не стал.
Посмотрим, насколько тут разнятся кабинеты. Может, кто — то меня сдал как одаренного, а это уже другой уровень? Эх, не хотелось бы обламывать им такой сюрприз.
Встал, проследовал за женщиной. Или — девушкой? Молодая, тот типаж, когда косметикатолько возраст накидывает. Она была одета в милицейский темно — синий костюм, не то китель, не то мундир, изящно подчеркивающий ее фигуру. Ноги покрывали черные капроновые колготки.
Идти пришлось аж на этаж выше. В наручники меня не заковывали, автоматом не целили. Значит, пока не видели опасного преступника, и на том спасибо. Надо отдать должное, милиционерша вовремя вмешалась, иначе преступником мне точно пришлось бы стать, как бы грустно это не звучало.
Как только мы зашли в кабинет, сказала:
— Сафонов, иди погуляй.
И человек в штатском вышел из комнаты, не задавая вопросов.
— Садись. — Она указала на стул, сама села за стол и представилась: — Старший следователь Корнилова Елена Михайловна.
Оперлась локтями так, чтобы находиться ко мне как можно ближе.
— А теперь слушай внимательно. — Она заговорила жестко, но практически шепотом. — Рассказываешь все, что знаешь о Медведевых и как с ними связан.
Сказано это было эффектно, сильно, с характером. Вот только опер уже всячески отбил доверие к милицейским делам, так что ответ я подбирал еще более тщательно, чем прежде.
— С чего бы мне иметь с ними какие — то дела?
— С того, что я все слышала, — еще более тихо сказала Елена.
— Хм, — пустился я в размышления, устроившись поудобнее. — Если слышала, значит, знаешь, как мне опер угрожал. Если знаешь и не реагируешь, значит, происходит это не первый раз. А может и не десятый. А если не реагируешь, значит, фактически поддерживаешь. Значит, соучастница. Значит, нет тебе веры.