Дурман для зверя

Уже через несколько часов я себя ощущала измотанной и обществом этой женщины с ее невыносимым притворством, алчным сглатыванием и бесконечными «посмотри-улыбнись-помаши». И от того, что все вокруг пялились с завистью и ненавистью. Так-то некоторым и на самое насущное не хватает, а тут таскаются дуры с сопровождающими, у которых пакетов из дорогих магазинов только в зубах разве что нет.

— Может, уже закруглимся на сегодня? — сквозь зубы спросила пассию Милютина, что буквально отлипнуть от витрины со серьгами не могла уже минут двадцать.

— Мы еще не потратили и половину суммы, которую дал Федя, — вертя головой перед зеркалом, ответила Лионелла.

— И что?

— Нельзя, чтобы мужчина подумал, что он дает тебе больше, чем нужно или даже достаточно, — прощебетала она.

Ну да, поучи меня на бабки разводить.

— Милютин не мой мужчина, а отец. — Ну типа того.

— Никакой разницы. Сейчас отец, потом будет муж или любовник. Мужчины хотят чего-то от тебя, особенно пока ты молода и красива, а ведь вечно так не будет, так что они не должны получать это даром. К тому же чем больше он на тебя тратит, тем жальче ему тебя потерять.

Охерительная логика.

— Лионелла, не забывайся, — неожиданно пробасил один из близнецов-охранников, что молчали до сих пор, как немые. — Ты не с одной из своих подружек говоришь.

Девушка, которая казалась до этого чуть ли не завороженной блеском напяленных драгоценностей, вздрогнула, как опомнившись, стрельнула на меня испуганным взглядом и стала торопливо снимать с себя украшения.

— Я же это просто к тому, что раз Федя сказал купить все, что нужно, то мы должны его слушаться, — затараторила она, прикрываясь опять маской беспечной пустышки.

— Того, что уже есть, мне год не переносить, — я кивнула на кучу пакетов у ног секьюрити.

— Ты не понимаешь сути своего нового статуса, Аяна. Дочь Милютина не может появляться в одном и том же слишком часто. Он ведь не нищеган какой-нибудь. И к тебе в ближайшее время будет приковано очень много внимания, так что нет права опозорить его всякими плебейскими замашками типа «я хожу в чем мне удобно».

— А мне так казалось, что в том и прикол быть богатым, чтобы ни в чем себе не отказывать, в том числе и жить, и одеваться как хочется тебе.

— Ты ошибаешься.

На пару секунд мне захотелось продолжить препираться с ней, ведь запах ее злости стал резким и отчетливым и показалось: возрази я Лионелле еще пару раз — ее прорвет и все дерьмо ее отношения ко мне попадет в вентилятор. Но в этот момент я глянула сквозь идеально прозрачное стекло внешней витрины магазина, и дыхание пресеклось, будто мне кто пинок отвесил в живот. У противоположной стеклянной преграды спиной ко мне стоял Захар. Прилив жара был таким внезапным и мощным, что меня даже качнуло вперед. К нему. Сердце как раздулось, загрохотало в тяжком бешеном ритме, в голове зашумело, все звуки, кроме этого, исчезли, во рту высохло.

«Затем что хочешь? Это достаточная причина?» «Да, если учесть, что хочу чуть ли не до смерти, до потери адекватности точно. И постоянно».

А я не хочу! Не буду хотеть. Скоро. Сгори ты в аду! Хотя для тебя, проклятый златоглазый демон, там небось курорт.

— Аяна? Эй! Ты в порядке? — защелкала пальцами с ногтями, усыпанными стразами у меня перед лицом Лионелла, и я отшатнулась, заморгав, и осознала, что никакой там не Захар.

Мужик в костюме вообще был едва и похож на него. Ничего себе вставило-приглючилось. Так и умереть от разрыва сердца недолго.

— Поесть, — просипела я, — надо поесть.

— А да, точно! — закивала подруга Федора и понизила голос, озираясь: — Ты же после первого переворота. Аппетит бешеный еще с недельку будет.

Мы отправились в ресторан, но я не помню, что ела. После — в салон, так как мне, со слов Лионеллы, велено было прикупить несколько роскошных вечерних платьев. Понятия не имею, что мы там выбрали, мой мозг был пустым, как барабан, и вся трескотня и моей спутницы, и консультантов салона проносилась насквозь, не оставляя никакого отпечатка. Я вообще себя ощущала каким-то дырявым решетом. Пустой и не способной ничего удержать. Ни мысли, ни чувства, ни силы воли, чтобы хоть как-то с этим бороться. Господи, Уваров, я тебя ненавижу! Ты, лишь померещившись, вывернул меня нутром наружу, куда там перевороту в зверя! Как я с этим справлюсь? Как?

Попав в отцовский дом я, игнорируя трепотню Лионеллы, поднялась в отведенную мне спальню. Спихнула с огромной, как и все тут, кровати всю гору пакетов, что уже успели отнести наверх, и забралась под одеяло. Лоб пылал, меня морозило, как если бы телесное тепло утекало через все те же дыры решета. Закрыла глаза и позволила себе окончательно развалиться. Кто-то приходил, говорил, ушел. Наверное, я плакала. По крайней мере, когда в комнату практически влетел Милютин и, сдернув одеяло, потянул меня за руку, поднимая, подушка была противно мокрой.

— Встань! — гаркнул он, ляпнул свои лапищи мне на плечи, сжав до боли и тряхнул. — Встань, я сказал!

— Не хочу, — вяло толкнула я его руки.

— Я хочу!

Легкий укол злости придал мне немного сил, и я взбрыкнула, вырываясь и отодвигаясь подальше.