Дурман-трава

— Ну, Аза тебя бери, что ты за медведь! — крикнул я в голос.

Что же вы думаете? Вижу его, дьявола, снова: идет прямо на меня, так не спеша, как если бы гулял среди жимолостных кустов летом. Жутко мне стало. Что за медведь! Стреляешь в него, два заряда кладешь, а он не бежит, ничего ему не делается, только исчезает. Снова вспомнил я скучное лицо моей Анны. Не выдержал. Нервы отказали. Неловко так пальнул и бежать. — Серафим смущенно поморщился и продолжал: — Этот коридор Азы неподалеку. Можно и через перевал к нему, там тропа уже проторена: дикие олешки, знай, гуляют туда-сюда, на глаза не попадаются, а следы оставляют. Но, кажется мне, лучше идти вокруг, а не верхом добираться. Ходу здесь, может, и трех часов не будет. Долго я плутал — темно было; направление терял, петлял до того, как Уш Мыйгак (путеводная звезда) меня не вывел.

Выйти бы надо нам сейчас же. Поискать надо бы этого заговоренного зверя и затемно домой вернуться. Не знаю, что за привидение медведь этот… может, однако, померещилось?

Старатели оживленно заговорили.

— Странно, как же это ты видел медведя. Они сейчас в лежке, — сказал кто-то.

— Голова у тебя в порядке, Саганов? — спросил Митрофан.

— Чистая моя голова, мужики! Не то ты плетешь, Николаич, — обиделся охотник. — Поздоровее я вас, и десны у меня здоровые. Неделями не ел ничего. Не то ты говоришь, не то….

— Не ерепенься, Серафимушка, и на старуху бывает проруха. Напереживался, намаялся, и-и-и…

— Нет, нет, Николаич, наши люди с ума не трогаются. Ваши эти болезни. — Охотник отодвинул миску, сердито уставился в горящую топку. — Медведя, думаю, лавина выгнала с берлоги. От грохота такого из кожи вылезешь, не только из берлоги. Так ли, Николаич? — Охотник улыбнулся.

— Правда что, — согласился под смех старателей бригадир. — Не чудо теперь ошалелый медведь в тайге. Только как же он исчезал у тебя, что-то ты гнешь иль недосмотрел.

Серафим стал натягивать тулуп.

— Ну что ж, мужики, пойдем, что ль, проверим: какой там такой заговоренный зверь бродит?

Трое старателей во главе с Серафимом отправились к чертову коридору. Через несколько часов подошли они к тоннелю. По пути встречались свежие следы оленей и медведей. С предосторожностями подкрались они к входу.

Стояла тишина, молчали скалы и кедры. Ветер, задувая в коридор, рождал тихие свистящие звуки. Серая влага, стекавшая монотонными каплями со сталактитовых натеков потолка, звенела тонкими колокольцами. Тишина успокоила, напряженность пропала сама собой.

Неожиданно Серафим закричал, заставив всех крепко сжать ружья.

— Вот он!.. — Саганов остановился и, несколько раз поклонившись неизвестно кому, сказал торжественно:

— Спасибо, Кайраган! Спасибо, Пурган (бог)! Ты внял мне и помог справиться с великим зверем.

В конце тоннеля, почти у самого его дальнего выхода, была глубокая яма, припорошенная снегом, — туда показывал охотник.

— Мужики! — воскликнул Митрофан. — То ль у меня троится с голодухи в глазах, то ль вижу трех медведей в яме. Вот тебе и заговоренный медведь! Вот это благое дело!

Все бросились к яме, там лежали, накатившись друг на друга, три крупных бурых медведя.

Серафим сполз в яму, к медведям. Рассмеялся, гордо посмотрел на мужиков и покраснел от удовольствия.

— Фарт пришел большой! Не слыхал я, чтоб кто-нибудь на Саянах в один раз трех мишек добыл.

На тропе, откуда пришли медведи, старатели разглядели припорошенные уже следы.

— Непонятно! Как это второй и третий зверюги не услышали твоих выстрелов. Нарошное дело. Ох, нарошное. За жизнь такого не встречал. Тут уж не без твоего Кайрагана обошлось! — усмехнулся Митрофан.

— Он, он, конечно, Кайраган помог, — согласился тоф и стал снова кланяться кому-то невидимому. А вы смеялись, ой, нехорошо, ой, нехорошо, — закрутил он головой. — Прости их, дорогой Кайраган, прости, Пурган! — еще истовее стал кланяться охотник.

— Погоди ты, Серафимушка, с твоим Пурганом, — остановил его старый бригадир. — Проверим давай, как так вышло. Иди-ка ты покудова по тропе. Вдоль конгломерата, да-да, до той самой красной стены, а мы с ребятами в этом коридоре попалим. Как не будешь слышать пальбы — топай к нам.

Старатели, довольные экспериментом бригадира, разряжали ружья. Серафим не появлялся.

— Постой-ка, мужики, тормози стрельбу. Что-то долго его нет.

— Точно, — подтвердил кто-то.

Серафим стоял печальный в нескольких шагах от входа в коридор, о чем-то напряженно думая. Глаза его смотрели в красную стену, губы и редкие усы над ними шевелились. Он что-то нашептывал.

— Серафимушка-а! — окликнул его Митрофан.

Охотник вздрогнул и, будто очнувшись от сна, обернулся к старателям. Постояв молча, он рассеянно улыбнулся.

— Ты что там колдуешь, Серафимушка, добытчик ты наш? — Митрофан подошел ближе.

— Ничего, ничего, Николаич, — смутился охотник, — прав ты оказался, не Кайраган помог мне, а вот эта чертова красная скала, видишь, она пористая… Она поглотила грохот моего ружья еще тогда. Ваших выстрелов я тоже не слыхал уже через восемь шагов. — Он наклонил голову и прошептал: — Прости меня, Кайраган, я не виноват…