Дурман

Он снова сжал зубы так, что челюсть заломило. Самому от ее слов внутри паскудно до воя стало. И все же он выдержал взгляд Тани. Да, и бесу ясно, что такого расклада ему хотелось бы меньше всего. Однако, он не мог не понимать, что подобный вариант вероятен.

— Ты не будешь ни в чем нуждаться в таком случае, Танюша. Все, что у меня есть, все деньги, недвижимость — тебе останется, я это уладил еще до свадьбы…

— А не пошел бы ты, Казак, на фиг, со своим «уладил»?! — вдруг заорала Таня. Соскочила со стула, сжав руки в кулаки. Ее телепало капитально. А он немного опешил от этого ора.

— И деньги свои, с недвижимостью, туда прихвати! — не успокаивалась она. — Мне ты нужен! Ты! Живой и здоровый! А не деньги или дома! Ясно?! Ясно тебе это?!

Вскинула руки, вцепившись в свои собственные волосы. Сгребла пряди в пригоршни.

— О какой безопасности может идти речь, если ты с пистолетом ходишь?! На тебя напасть могут? Ранить? Ты кого-то убить можешь? В тюрьму сесть?! О каких планах на полгода или год мы говорим, Виталь?! Ты же одним днем живешь, разве не так? И ни в чем уверен быть не можешь?

Он вновь перенес вес на костяшки кулаков, вдавливая их в стол.

— А кто может уверенным быть в «завтра», Таня? Где выдают такие гарантии?! — обиженно огрызнулся в ответ, достав новую сигарету из пачки.

Она не ответила, молча глядя в глаза Виталию. Распрямилась, отпустила свои волосы, вместо этого обхватив себя руками за пояс. И тяжело дышала, видимо, переживая все это.

Он прикурил, не отрывая глаз. Будто склеили их взгляды, смотрели друг в дружку. Затянулся, выпустил дым. И оба молчат. И трясет, тоже, обоих.

Наконец, Таня выдохнула. Подошла к нему и протянула руку, без слов попросив пачку сигарет, которую он в свой карман автоматом засунул. Вместо этого Виталий протянул ей свою, не докуренную. Она не отказалась. Медленно затянулась, выдохнула и отдала ему сигарету, снова уставилась в окно:

— Я не голодная, — тихо бросила в сторону, и вышла из кухни.

Он не останавливал, решив, что ей стоит успокоиться. Ему уже тоже не хотелось гребанного обеда. Но Казак из чистого упрямства полез в холодильник, затягиваясь так, что кончик сигареты опасно вспыхнул, обжигая губы.

ГЛАВА 25

Таня не могла остановиться, металась из угла в угол в спальне, стараясь как-то переосмыслить, выплеснуть из себя эти эмоции, как-то их осознать. А оно не выходило. Бурлило внутри, разрывая ей сердце и голову на части, заставляя все в животе сжиматься в комок. Ей хотелось кричать. Не на кого-то конкретного, даже. Просто заорать криком, чтобы это все из нее вышло. Только ничего не получалось. Горло будто комом перекрыло, запирая все в ней, не позволяя ей освободиться от этих ощущений.

В конце концов, она застыла посреди спальни, ощущая, как ее трясет крупной дрожью; вцепилась в свои волосы, пытаясь размять кожу на голове, как-то избавиться от распирающего изнутри давления. Зажмурилась.

Перед глазами тут же встало все, что она читала о прошлом Виталия и Калиненко. От этого на затылке выступила холодная и противная, липкая испарина. Таня думала, что все подобные дела давно остались в прошлом. Архивы Миши, по крайней мере те, что он присылал ей, в основном не содержали данных за последние восемь лет. С тех пор, как понимала Таня, когда Калиненко был осужден. За остальные годы Миша упоминал только что-то, связанное с конвертационным центром, да «шефство» над крупным рынком в их городе. И то, отчим честно признавал, что не имеет каких-то весомых подтверждающих фактов. Больше на уровне слухов, хоть и от проверенных, надежных источников.

Но разве для всего этого необходимо огнестрельное оружие? Таня понятия не имела. Да и они с Виталием так ни разу и не говорили подробно о том, что именно он курирует, и чем занимается помимо автосалонов. Он всегда с этой темы уходил, улыбаясь на любые вопросы. Не уточняла она у него и то, какие дела остались на нем, как на доверенном лице бывшего «смотрящего». И потому, что сам Виталя не считал необходимым ее в это посвящать, и оттого, что Тане страшно было в это погружаться. Узнать о любимом человеке еще что-то, что может растоптать ее морально. Что-то, что кардинально будет выбиваться из ее понятия «допустимого» и «невыносимого», сформировавшегося за годы до встречи с Виталием. Это было настолько непросто — закрывать глаза на то, что всю жизнь считала неправильным. Делать вид, что не замечаешь, что не думаешь, не осуждаешь саму себя за предательство принципов и просто, здравого смысла.

Она любила его. Любила с невероятной силой. Даже не думала, что так, действительно, можно любить. Тем более, что сама Таня на такие чувства способна. Она ценила и обожала Виталия. Казалось, часами могла сидеть и наблюдать лишь затем, как он курит, как машины перебирает, хмурится или размышляет о чем-то. Пытаться угадать, о чем грустит или чему улыбается.

А ведь раньше ни сигареты не признавала, ни в автомобилях ничего интересного не видела.