Дурная кровь

– Жена Ингемара бесследно исчезла, вероятно, Ивар Берглунд убил и ее тоже, – продолжила Нина. – Трое его детей живут в приемной семье. Никто не приходит к нему в больницу. Пусть это и не играет никакой роли, он ведь, скорее всего, полностью выключен из окружающего мира…

Эвелина Гранквист встала и отошла к мойке, налила себе стакан воды и выпила залпом. Потом села снова.

– Ингела не может находиться в зале суда и свидетельствовать, – сказала она тихо. – Из этого ничего не получится. У нее случаются приступы, стоит ей разволноваться.

– Ее никто не собирается вызывать в суд, – успокоила ее Нина. – Процесс почти закончен. Я просто хотела бы поговорить с ней, спросить о том, как они росли вместе.

Она подумала о Петере, приготовившем плюшки, которые она ела, может, Ингела тоже не умела говорить?

Эвелина Гранквист посмотрела на нее, водя пальцами над кофейной чашкой.

– Что именно ты хочешь знать?

– Как все происходило в детстве Ингелы, каким был Ивар. Как думаешь, она сможет ответить на несколько вопросов о своем детстве?

Директриса потянулась за плюшкой. Нина взяла валявшуюся на столе бумажку и скатала ее в маленький твердый шарик.

– Я, конечно, получу историю болезни, – сказала она. – Это просто вопрос времени. Ты можешь помочь мне или нет?

Эвелина опустила глаза.

– Ингела отличается от других, – сказала она. – Диагноз неясен, у нее несколько расстройств, синдром дефицита внимания и гиперактивности с признаками аутизма, возможно, в результате асфиксии при рождении, кто знает. Ее ай-кью достаточно высок, почти на нормальном уровне, хотя она не очень хорошо общается с другими людьми. Гораздо лучше у нее получается это с животными. Но Петер – аллергик, поэтому она не может держать собаку здесь, и это большая печаль…

Она замолчала. Нина по-прежнему сидела на своем месте, не шевелилась.

– Ты хочешь присутствовать, когда я буду разговаривать с ней? – спросила она. – Ты имеешь право находиться там, но это вовсе не обязательно.

– Она у себя в комнате, – сообщила Эвелина Гранквист, поднялась и пошла к выходу, ее туфли плотно прилегали к пластиковому полу.

Нина последовала за директрисой в коридор и вверх по лестнице. В гостиной кто-то начал петь.

Комната Ингелы Берглунд находилась в самом конце темного коридора с дверьми по обе стороны. Эвелина Гранквист постучала.

– Ингела? К тебе посетитель. Здесь одна девушка, и она хочет поговорить с тобой. Мы можем войти?

Никакого ответа.

Эвелина Гранквист открыла дверь. Поток света вырвался в коридор.

– Привет, Ингела, – сказала она и шагнула через порог.

Нина задержалась в дверях. Комната была светлой и приятно меблированной, в ее интерьере преобладали розовый и голубой цвета.

Директриса подошла к женщине, которая сидела перед окном и смотрела наружу. Она положила руку ей на плечо и наклонилась вперед.

– Ингела, к тебе посетительница. Она приехала сюда из Стокгольма, чтобы навестить тебя.

Небольшого роста коренастая хозяйка комнаты, одетая в розовый спортивный костюм, телосложением, а также цветом светло-коричневых с проседью волос напоминала Ивара Берглунда. Она повернула голову и бросила на Нину застенчивый взгляд.

– Привет, Ингела, – сказала Нина. – Меня зовут Нина, я хотела бы поговорить с тобой, можно?

У женщины были такие же глаза, как и у ее брата, но с гораздо более открытым взглядом. Она торопливо отвернулась.

– Я не люблю чужих, – ответила она.

Она говорила на том же самом диалекте, как директриса и ее брат.

Нина достала свой мобильный телефон и включила функцию записи.

– Допрос Ингелы Берглунд, – сказала она, – в доме инвалидов Бломстергорден в Лулео, среда 3 июня, время 10.15. На допросе присутствует ее опекун Эвелина Гранквист.

У Эвелины Гранквист покраснели щеки, но она не стала протестовать.

Нина сунула мобильник в карман пиджака, микрофон был очень чувствительный и прекрасно работал через ткань. Она принесла стул с другого конца комнаты и села рядом со своей свидетельницей, так чтобы они могли смотреть на улицу вместе. Под окном находилась парковка, Нина увидела свой автомобиль за чахлой березой. Ингела Берглунд не обращала на нее никакого внимания.

– В детстве у меня была собака по имени Зорро, – сказала Нина и посмотрела на свой автомобиль. – Зорро означает «лисица» по-испански, а я жила в Испании тогда и считала, что моя собака выглядит как лисичка. Она была рыжей.

Нина сидела неподвижно, не спуская взгляда с машины, судя по духоте и спертому воздуху в комнате, ее давно не проветривали. Вскоре она почувствовала, как Ингела Берглунд скосилась на нее.

– Зорро и я играли каждый день, – продолжила Нина. – Он стал моим лучшим другом, научился плавать и приносить мячи из моря. Зорро любил все мячи, но особенно красный, пожалуй, поскольку они имели почти одинаковый цвет…

Теперь Ингела Берглунд уставилась на нее широко открытыми глазами. Нина повернула голову и встретилась с женщиной взглядом, но та сразу же отвернулась.

Нина снова занялась изучением своего автомобиля.

– Ты любишь собак? – спросила она.

Ингела Берглунд кивнула.

– Свидетельница кивает, – сказала Нина. – У тебя есть собака сейчас?