Дурная кровь

– После университета Джошуа отправился в Европу, насколько я помню, во Францию. А когда вернулся, месяца через два, позвонил мне из своего номера в нью-йоркском отеле. Я уже разобрался с завещанием Сэла, а Джош достиг совершеннолетия, поэтому я не видел его и не разговаривал с ним по телефону два года. Короче говоря, он сказал мне, что не нуждается в родительских деньгах и что хотел бы сам отвечать за свою жизнь. Он решил пожертвовать свое наследство, все до последнего цента, фонду, организацией которого попросил заняться меня лично, и подбор персонала тоже доверил мне. Как вы можете себе представить, я был потрясен. Я пытался отговорить его от этой затеи и просил хотя бы еще раз все обдумать. Я был убежден в том, что в Европе с ним что-то произошло, и не хотел, чтобы он действовал, повинуясь порыву, а потом пожалел бы об этом.

– О какой сумме идет речь?

– Если рассматривать все активы, включая дом, сумма превышала тридцать миллионов долларов. Это солидное состояние даже по сегодняшним меркам.

– Да уж.

– Джошуа заверил меня, что его решение было принято не сгоряча, а в результате взвешенного анализа. Он дал мне номер адвоката, с которым консультировался, и сказал, что, если я откажусь заняться фондом, найдется достаточно желающих взяться за это дело. Я тогда подумал о Сэле и Сандре, о нашей дружбе и о том, что их наследие может попасть в плохие руки, и принял предложение Джошуа. Так появился фонд «Белая роза». Два года назад я ушел в отставку, но сохранил за собой пост председателя совета. Джош решил, что фонд будет заниматься психологической и материальной помощью женщинам, пострадавшим от насилия. Этим я и занимался все прошедшие годы, и смею сказать, с неплохими результатами. После начала работы фонда Джошуа перестал выходить со мной на связь. Сообщил только, что на какое-то время уедет из Штатов, и я узнал, уж не помню как, что он уехал в Мексику. Спустя еще несколько лет я прочел в газете о бизнесмене Джошуа Флейшере, который сорвал большой куш на Уолл-стрит. Я ему позвонил, мы поговорили и с тех пор созванивались, но уже никогда не встречались лично.

Я поблагодарил Карпентера, и он проводил меня до двери.

Уже перед самым моим уходом он тряхнул головой и сказал:

– Ах да, есть еще один важный момент, о котором я забыл вам рассказать. Незадолго до смерти Сэл изменил завещание, добавил одно любопытное условие: Джош лишается наследства в случае, если когда-либо будет замешан в инциденте, связанном с насилием над женщинами, за исключением случаев самообороны.

Я был поражен. Благодаря своей профессии я давно усвоил: если заглянуть вглубь красивой картинки, велика вероятность того, что наткнешься на груды отбросов. Вероятно, Флейшеры не были исключением из этого правила. Но похоже, в их случае в груде отбросов остались несколько неразорвавшихся бомб.

– Но почему мистер Флейшер поступил подобным образом? Случилось нечто, что подтолкнуло его к мысли о том, что его сын на такое способен?

– Не знаю. Может, вы еще слишком молоды и не знаете, что в те времена на многое смотрели как на неприятный инцидент, не более, и в дальнейшем предпочитали об этом не говорить. В хороших семьях подобные инциденты тщательно скрывались даже от близких друзей. Мы с Сэлом, как я вам уже говорил, были очень близки, но он умел защитить личную информацию, и никто, включая меня, не посмел бы задать ему подобный вопрос. Но, признаюсь, я всегда считал, что решение Джошуа относительно наследства связано с тем условием в завещании его отца. Я не хотел копать глубже, это, в конце концов, не мое дело. Хорошего дня, доктор Кобб.

На следующий день прямо с утра я позвонил Клодетт Морэл, и всего после двух гудков мне ответил хриплый, прокуренный голос. Я поинтересовался, говорит ли она по-английски, она ответила, что да. Тогда я представился, и она подтвердила, что хорошо знала сестер Майлло.

– Миссис Морэл, насколько я знаю, вы пару дней назад беседовали с инспектором Анри Солано из французской полиции. Он, вероятно, рассказал вам, что я очень хотел бы обсудить с вами обстоятельства, при которых пропала Симона Майлло, или Дюшан, в октябре семьдесят шестого года.

– Понимаю… А полиция выяснила, что с ней случилось? Инспектор отказался делиться со мной подробностями.

– Увы, они так ничего и не выяснили, но…

– А еще он упомянул вашего нанимателя. Это Джошуа Флейшер, все правильно? Я встречала его когда-то очень давно, – в ее голосе прозвучали настороженные и враждебные интонации. – Почему его через столько лет заинтересовала эта история? Он вам объяснил? А полиция? Они вовлечены?

– Нет, это частное дело. Что же касается заинтересованности мистера Флейшера, тут все несколько сложнее. Он был моим пациентом, и…

– Понимаю, доктор…

– Кобб, Джеймс Кобб. Прошу, зовите меня Джеймс.