– Как я вам написал раньше, мистер Флейшер упоминал ваше имя в связи с человеком по имени Абрахам Хэйл. Он рассказал мне, что это благодаря вам мистер Хэйл на последнем курсе университета получил приглашение на работу в одном фонде во Франции. Собственно, я пытался больше узнать о том времени, когда они оба были студентами, и подумал, что вы можете мне в этом помочь.
– Понимаю… А что еще вам рассказал Флейшер?
– Ничего. Только то, что мистер Хэйл был вашим протеже.
– Ясно… Ваш интерес носит сугубо профессиональный характер?
– Признаюсь, не только. Но если вы попросите меня объяснить подробнее, это будет не так просто.
– Нет, я не намерена вас об этом просить. Я лишь хочу удостовериться в том, что ничего из того, что я вам расскажу, никогда не станет достоянием прессы. Надеюсь, ваш интерес не носит подобный характер.
– Ни в коей мере, миссис Грегори. Интерес сугубо личный, и даю вам слово, полученная мной информация никогда не окажется на страницах какого-нибудь журнала или книги. В любом случае мистер Флейшер выдвинул точно такое же условие.
– Меня это не удивляет… Вы не расскажете, как Джошуа Флейшер стал вашим пациентом?
Пока мы пили кофе, я, не вдаваясь в подробности, рассказал Элизабет, как Джош вышел на меня, о дневнике Абрахама Хэйла. Но о том, что он попал в клинику после совершения убийства, упоминать не стал.
Элизабет слушала очень внимательно и на протяжении всего рассказа не сводила с меня глаз.
Когда я закончил, она спросила:
– Эйб и Джошуа теперь мертвы… Так почему для вас так важно узнать, что произошло тогда, много лет назад?
– Вы вправе задать мне этот вопрос… Видите ли, я вам еще об этом не говорил, но мистер Флейшер был убежден, что он или мистер Хэйл совершил в Париже нечто ужасное. В то же время я понял, что его воспоминания о тех событиях могут не соответствовать действительности. И теперь я пытаюсь понять, почему он создал ложные воспоминания.
– А такое возможно?
– Конечно. То, что мы называем памятью, не видеокамера, которая фиксирует все происходящее вокруг нас, а потом сохраняет полученную информацию в неизменном виде. По ходу записи происходят искажения. Со временем наше восприятие различных вещей меняется, что и приводит к искажениям памяти. Исследования доказывают, что около восьмидесяти процентов наших воспоминаний в большей или меньшей степени фальшивые.
– А то ужасное происшествие имеет отношение к женщине?
– Да. С этой женщиной он и мистер Хэйл познакомились в Париже летом, после окончания университета. Ее звали Симона Дюшан, и она пропала осенью семьдесят шестого года.
– Что ж, в таком случае, возможно, я смогу вам помочь, доктор Кобб. У меня есть серьезные основания полагать, что незадолго до получения диплома Флейшер был виновен в одном ужасном деянии. Вот только Эйб его прикрыл. Если не ошибаюсь, это было как-то связано с наследством Флейшера. Возможно, в Париже Эйб снова его прикрыл.
Элизабет сидела очень прямо, даже не касалась спиной спинки кресла. Она какое-то время смотрела в пустоту, потом встала и подошла к буфету. Выдвинула верхнюю полку, поискала немного и достала фотографию. Потом вернулась и без слов передала фотографию мне.
Фотография была нечеткая, видимо, сделана на дешевый «Полароид», и цвета были неестественными, но я смог узнать в молодой женщине с фигурой богини мою хозяйку. Она стояла под руку с высоким худощавым молодым человеком в джинсах и черной рубашке. Он показывал в камеру знак мира и улыбался. Они стояли на фоне высокого розового куста, а вдалеке я разглядел что-то похожее на церковный шпиль. Я посмотрел на обратную сторону снимка. В нижнем левом углу стояла дата: «14 июня 1976».
– В этот год мистер Флейшер и мистер Хэйл окончили колледж, – заметил я.
Элизабет кивнула:
– Это единственная фотография, на которой мы вместе. И до вас я никому ее не показывала.
– Простите, миссис Грегори, но у вас были отношения с мистером Хэйлом? Мистер Флейшер что-то такое говорил, но, насколько я понял, он был не очень хорошо информирован о деталях.
– Он был очень хорошо информирован обо всем, уж поверьте. Достаточно, чтобы нас шантажировать. Так это и случилось…
Она откинулась в кресле и закрыла глаза, словно так ей было легче поделиться со мной своей историей.
– Я познакомилась с Эйбом, когда он после окончания второго курса проходил практику в моем бюро переводов. Он был удивительно интеллигентный, стеснительный и очень красивый. Для своего возраста Эйб был невероятно начитан. Он был намного одареннее других студентов, его просто нельзя было не заметить. А теперь вы говорите мне, что он был психически ненормальным. При всем уважении, доктор Кобб, я так не думаю. Эйб, которого я знала, был самым добрым человеком в этом мире.
Как-то мы разговорились, и я спросила Эйба, не хочет ли он заняться научной деятельностью. Он признался, что это его заветная мечта. Я стала для него кем-то вроде наставницы, никаких других намерений на его счет у меня не было.