Дурная кровь

– Я не думаю, что это каким-то образом вас касается, мистер Кобб. Не знаю, что именно вам рассказала Клодетт, и не думаю, что это имеет какое-то значение. А теперь…

– Но вы точно знаете, что там произошло, не так ли?

Она встала и откатила отчима к камину. Лукас сидел с закрытыми глазами, можно было подумать, что он спит. Майлло снова села за стол и прикурила вторую сигарету.

– Вы намекаете, что я имею какое-то отношение к исчезновению сестры?

– Я ни на что не намекаю. Я уверен.

– А я думаю, вы хотите, чтобы я подтвердила фантазии, которыми поделился с вами Джошуа. Но я не могу и не стану этого делать. Думаю, вам лучше уйти. В конце концов, я не знаю, кто вы такой, зачем вы сюда явились и чего вы от меня хотите. Если вы немедленно не уйдете, я вызову полицию.

Я решил, что пришла пора вытащить из рукава припасенный туз.

– Мисс Майлло, вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Перрин, Николас Перрин? Это имя вам о чем-нибудь говорит?

Лицо у нее покраснело, мне даже на секунду показалось, что ее вот-вот хватит удар. Руки у нее затряслись, она чуть не выронила сигарету. Я услышал, как у Лукаса Дюшана забулькало в глотке, как будто он силился что-то сказать, но слова тонули, не добравшись до губ. Теперь глаза его были широко открыты, он смотрел прямо на меня.

Майлло постаралась взять себя в руки, бросила взгляд на отчима и предложила:

– Не желаете подышать свежим воздухом? В саду есть одно симпатичное место, мы могли бы там поговорить.

Мы встали из-за стола и спустились в холл. Майлло накинула на плечи плащ и поменяла шлепанцы на боты. Потом она провела меня по мощеной дорожке вокруг особняка и вывела к теплице. Мы зашли внутрь. Там было полно всякого хлама: старая одежда, садовые инструменты, треснувшие керамические горшки, пустые бутылки, садовые лейки. Но у входа стоял складной стол и четыре стула.

Пахло сыростью, в воздухе повисла пыль. Непонятно откуда взявшаяся черно-белая кошка начала тереться о ноги Майлло. Майлло наклонилась и почесала ее под подбородком, потом огляделась и нашла кружку под пепельницу.

Мы сели, и она прикурила сигарету.

– А теперь расскажите, от кого вы узнали имя, которое только что мне назвали?

– Да, но прежде я бы хотел, чтобы вы узнали кое-что о Джоше. Он так и не узнал правду о той ночи и до конца жизни подозревал себя в совершении убийства. Чувство вины пожирало его изнутри. Когда ваша подруга Клодетт несколько месяцев назад послала ему письмо с обвинениями в причастности к исчезновению вашей сестры, он в последний раз попытался добраться до правды. Он нанял меня, чтобы я ему в этом помог, но я ничего не смог сделать. Для него с годами вопрос о том, что же в действительности произошло в ту ночь, трансформировался в вопрос о том, что могло бы произойти и на что он был бы способен при определенных обстоятельствах.

Майлло пожала плечами:

– Предполагается, что я должна испытывать чувство вины по этому поводу? Откуда, скажите на милость, я могла знать обо всем этом? Не знаю, что Джош наговорил вам о нас, но правда заключается в том, что мы едва знали друг друга. Для меня он был милым симпатичным молодым человеком, который ухаживал за моей сестрой. Когда произошла трагедия, он уехал из страны. Вот и все, больше я о нем не слышала.

Сквозь стекла в теплицу просачивался тусклый солнечный свет, ее лицо, окруженное маленькими облачками дыма, было похоже на лицо призрака.

– Знаете, мисс Майлло, я постоянно думал о Джоше, пытался понять, по какой причине он мог причинить вред вашей сестре. Какие у него могли быть мотивы? Я изучил его прошлое, его характер. Чего я не понимал до вчерашнего дня, так это то, что вся эта история не о нем, она о вас, о вашей сестре и вашем отце. О Дюшанах. В реальной истории Джош и Абрахам были второстепенными персонажами и не имели никакого отношения к тому, что происходило в глубине сцены. Во всяком случае, для вас главным героем был ваш отчим. А теперь мы подошли к имени, о котором я упомянул. Николас Перрин.

Майлло слушала меня очень внимательно. Я представил, как она сидит здесь год за годом, десятилетия за десятилетиями, окруженная своими тайнами, и слышит только завывание ветра.

– После войны, – продолжил я, – вашего отца считали героем. Он был одним из немногих участников Сопротивления, которым удалось вырваться из когтей гестапо. Его пытали не одну неделю, но он не предал своих товарищей. Во всяком случае, такова была официальная история.

В конце пятидесятых власти Франции начали разыскивать Клауса Барбье, бывшего начальника гестапо в Лионе. Наконец в семьдесят первом году его опознали где-то в Перу, он скрывался там под именем Клаус Альтманн. Случился скандал. Американские секретные службы подозревались в том, что они помогли ему избежать экстрадиции в обмен на информацию о сети «спящих» советских агентов во Франции. Барбье тут же сбежал в Боливию и снова ускользнул от наказания.