Дурной глаз

Схватившись за перила, чувствуя жирный липкий пот на лице, Реми, не отрываясь, смотрел на жуткий силуэт, который словно был придавлен к плиткам, и он больше не осмеливался дышать. Выходит, достаточно маленькой толики ненависти, чтобы?.. Он начал спускаться вниз. От ощущения собственного могущества у него перехватило горло и подкашивались ноги. Он больше не чувствовал холода каменных плиток под своими голыми ступнями. Он играл в какую-то страшную игру, он ушел в нее с головой, и когда он остановился у трупа, опрокинутого, как шахматная фигура на доске, он подумал: «Шах и мат.» Он никогда не видел мертвого человека. В общем, ничего особенного. На дяде была пижама и комнатные тапочки на босу ногу. Он лежал ничком с подвернутой под себя правой рукой. Никакой крови. Хорошенькая чистенькая смерть. Как будто человека сразило молнией. Реми опустился на колени, потому что внезапно он ощутил себя таким же пустым и инертным, как распростертое перед ним тело. Да, он презирал дядю, и не только из-за Раймонды. Но также и потому, что дядя носил траур по маме… и еще по некоторым, более смутным, более глубоким и трудно уловимым причинам. У него возникло что-то похожее на злобное чувство, словно дядя не сделал чего-то, что только он один мог сделать; потому что он решил что-то от них скрыть; потому что на протяжении многих лет он отказывался повиноваться своему брату. На его месте Реми… Он пожал плечами. Он совершенно не представлял себя на месте дяди Робера. И однако, если бы он обладал хотя бы частью его энергии, его жизненной силы… сколь многого он бы мог добиться в жизни! Для чего? Впрочем, цель не имеет значения. Главное — быть сильным!

«Я силен, раз я его убил,» —думал Реми. Только это не правда. Он хорошо знал, что это не правда, что он заигрывал с этой мыслью, чтобы взять реванш или, возможно, чтобы просто придать себе храбрости. Как бы не так! Это было бы слишком уж легко, если достаточно…

Он протянул руку, тронул мертвеца за плечо и тотчас же ее отдернул. Потом он заставил себя повторить то же самое еще раз. Теперь он не отнял руки. Ничего страшного. Дядя свалился через перила, потеряв ориентацию в темноте. Ничего более. Зачем себе рассказывать сказки? Зачем обманывать себя? Зачем поэтизировать, искажать события? Ложь приводит к тому, что человек становится больным… Но неужели и в самом деле дядя упал через перила? Разве это не похоже на одно из ложных оправданий Воберов, которые только скрывают истину?

Наступал день. Тихо, очень тихо Реми поднялся. В одно мгновение он себя почувствовал умудренным опытом стариком. В памяти возникли слова, которые произнес мертвый: «Если бы тебя иначе воспитывали!… Если бы тобой занимался я!…» У Реми были сухие глаза, и однако, его раздирало чувство отчаяния. Дядя разбился насмерть; они больше никогда не поговорят. И никогда не найдет объяснения что-то очень важное, что непосредственно касалось Реми. Смерть пришла именно в тот момент, когда все должно измениться, как будто чья-то предусмотрительная рука столкнула дядю во мрак. Но не моя рука, подумал Реми. Руки на боку, опустив подбородок на грудь, он, стараясь припомнить подробности прошедшей ночи, смотрел на мертвеца… Нет, он не поднимался с постели, не двигался, он спал и даже не видел снов. В случае с собакой все было по-другому. Тогда он сделал угрожающий жест. Собака отпрыгнула в сторону. Тут была строгая взаимосвязь событий. Но что связывало их вчерашнюю ссору и лежащее перед ним тело? Как, оставаясь честным по отношению к самому себе, можно в это поверить?.. Это была мысль больного человека. Да, раньше достаточно было нажать кнопку звонка, чтобы кто-то появился у его постели, Клементина или Раймонда. Его малейшее желание тотчас же исполнялось. Казалось, его желания существовали сами по себе, они имманентно были заряжены безграничной эффективностью. Но на самом деле всесильной была именно его слабость. Теперь же его воля оставалась недейственной. Раймонда его не любила. Отец все время был так далек от него, и даже мама… Казалось, что мама умерла во второй раз. «Я могу!» Да это просто элементарный прием психотерапевта!… В таком случае, как объяснить это падение?

Реми поднял голову по направлению к площадке второго этажа и услышал быстрые шаги Клементины. Ну вот, попался. Теперь он уже не успеет скрыться. Но зачем ему убегать? Почему он должен бояться какой-то старой служанки? Все время это странное детское ощущение собственной вины. В чем он был виноват? Засунув руки в карманы, он пересек прихожую, чтобы встретить Клементину, которая уже наполовину спустилась по лестнице.

— Реми… ты заболел?

— Заболел! Первое, что им приходит в голову. Первое, что они, увидев его, изрекают.

— Я проснулся, — пробормотал он, — и только что сделал забавное открытие.

— Какое?

— Посмотри.

Она поспешила вниз, и Реми так пристально за ней при этом наблюдал, что ему сделалось дурно. Одетая во все черное, она спускалась совершенно бесшумно; ее морщинистое лицо казалось подвешенным в воздухе, как маска.

— Там, — сказал Реми.

Она повернула голову и воскликнула: