Дурной глаз

- Мы временно оставили ее в своей комнате. Но похоронная служба потребовала... Мсье Вобер рискует приехать слишком поздно.

Реми вслед за Бертой входит в комнату. Ну вот, у него уже перехватывает дыхание. Да, он видел уже одного мертвого, но сейчас он жадно, не отрываясь, смотрит. Он вкладывает в этот взгляд всю свою психическую энергию. Он приближается к кровати, крепко хватается за стойки. Тело настолько худое, что одеяло лежит на нем, как на плоской доске. На подушке осталась только голова

мертвой с запавшими губами и глазами, провалившимися до такой степени, что кажется, будто в орбитах ничего нет. Реми уже видел подобные лица в журналах того времени, когда люди возвращались из плена. Он холоден, суров, в нем возникает нечто вроде презрения. Стоя рядом с ним, сестра складывает руки. Ее губы шевелятся. Она молится. Нет, это... это не мама. Редкие седые волосы. Чудовищно выпуклый желтый лоб, уже пустой и полый, как кости, которые находишь на пляже. Молиться? За кого?.. Глаза Реми привыкают к полумраку, который неспособен рассеять тусклый свет

ночника. Он различает скудную обстановку комнаты, жалкую декорацию замурованной в этих стенах жизни. Что-то блестит на эмалевом ночном столике; он узнает обручальное кольцо, и это так смехотворно, что его плечи сотрясает нечто вроде рыдания. Что он себе вообразил? Кого он надеялся встретить? Он больше не

знает... Но ему становится ясно, что он даже и не приблизился к решению загадки. Мама так далека, так недоступна. Одна Клементина, возможно, сумеет ему объяснить, даже если она сама никогда не понимала... Но захочет ли она говорить?

Реми по-прежнему смотрит на костлявую, истерзанную кошмарами голову. Кажется, что они ее еще не покинули. На шее он различает белый выпуклый рубец. Он отвесно пересекает горло и у челюсти заканчиваетя похожей на морщину тонкой чертой. Реми дергает сестру за рукав и шепчет:

- Что, по-вашему, свело ее с ума - физическая или душевная боль?

- Я не очень хорошо понимаю ваш вопрос, - говорит Берта. - Именно потому, что она уже была не в своем уме, она попыталась...

- Без сомнения... Но вам не кажется, что ее преследовала какая-то навязчивая идея... словно она боялась... быть опасной для своих близких, боялась, что она наводит на них порчу.

- Нет, не думаю.

- Конечно, - быстро произносит Реми. - Это глупо.

Берта, в свою очередь, разглядывает ее серое каменное лицо.

- Теперь она успокоилась. Там, наверху, все равны перед Господом.

Она крестится и добавляет голосом, который привык приказывать.

- Поцелуйте ее!

- Нет, - говорит Реми.

Он разжимает руки и слегка отступает назад. Нет. Он не может. Он любит маму... но не эту, не этот труп. А ту, которая для него всегда жива.

- Нет... Не требуйте этого от меня.

Он внезапно уходит, часто моргает, откидывает челку. Берта присоединяется к нему. Он подавляет отрывистое рыдание, опирается на ее руку.

- Не нужно меня жалеть, - шепчет он. - Скажите мне правду. Она, должно быть, иногда говорила, хотя бы несколько раз.

- Повторяю вам, никогда. Когда мы к ней приближались, она даже закрывала рукой глаза, словно для того, чтобы на нас не смотреть. Что это было - что-то похожее на тик или этот жест что-то для нее означал? Мы никогда этого не знали. Казалось, она

боялась всех на свете, кроме вашего дяди.

Реми сохраняет молчание. Ему больше нечего спрашивать. Он знает. Он понял. Даже в глубине своего безумия мама помнила, что может причинить вред. Это очевидно.

- Спасибо, мадемуазель... Оставьте! Я найду дорогу.

Однако он ошибается и блуждает по аллеям. Его провожает до улицы садовник. Он шатается. Мигрень. Как будто молотом бьют по голове. В бледном полуденном свете такси катится вперед. Его, должно быть, ожидают. Возможно, начинают беспокоиться, что он задерживается. А разве он сам не представляет собой нечто вроде опасного психа, которого выпустили в город с оружием в руках, с чем-то еще более худшим, чем оружие!.. Да нет. Отца еще нет, а уставшая Раймонда еще не спустилась вниз. Только Клементина вяжет у накрытого стола. Она сразу угадала, что что-то произошло.

- Реми?.. Ты болен?

- Она умерла! - как оскорбление, выкрикивает он.

Они неподвижно застывают лицом к лицу. Она вся аж съежилась. Блеклые глаза за стеклами очков. Он - дико на нее смотрит и весь дрожит от невыносимого отчаяния.

- Бедный мой мальчик, - вздыхает она.

- Почему ты мне ничего не сказала?

- Ты был не в состоянии понять... Мы думали, что так будет лучше.

- Вы меня обманули... Но я отлично знаю, чего вы боялись.

И вот она уже - сплошная тревога. Она бросает на скатерть свое вязание, хватает Реми за запястье.

- Оставь, - говорит Реми. - Меня тошнит он ваших повадок. От этого кудахтанья вокруг меня... От всей вашей конспирации.

У него появляетсмя желание что-то разбить. Еще немного, и он возненавидит Клементину; он предпочитает уйти, подняться в свою комнату, закрыться. Больше никого не видеть! Старушка следует за ним. Она что-то бормочет за дверью. Он бросается на