Дурные дети Перестройки

Набили и покурили ещё, включили Einsturzende Neubauten – Штуцер, как для удобства называл его Дима, весь вечер слушали «Киа! Киа! Киа!». Беккер стоял с косяком на балконе, где в детстве зелёным написал крупно – «KISS», закрасив пикселями квадратики кафельной плитки. Возвышаясь над кишением двора с анклавами ящиков и бочек, в аутентичной майке с символом Олимпиады-80, он представлял себя Сталиным-Брежневым-Черненко-Громыко-Андроповым-Зайковым-Слюньковым-Косыгиным-Горбачевым и другими товарищами на Мавзолее, принимающим парад. Махал рукой композициям из поддонов и ящиков, марширующим под Neubauten как танки; а потные мясники и грузчики, как заводные гладиаторы, разрубали туши и скармливали демону магазина. Я взял на реализацию три стакана.

Начиналось лето.

* * *

В течение двух месяцев из Диминой квартиры валил дым, начала вещание наша собственная радиостанция. Мало кто знает, но если обычный магнитофон через звуко-усилитель врубить в радио-розетку, можно вести вещание на радиус два-три километра, чего в многонаселённых кварталах вполне достаточно. Наша станция каждый раз называлась по-новому, но каждый раз мы исправно и много матерились и ставили в основном: «Бликсу», Ника Кейва, Sex Pistols, Dead Kennedis, Ramones, Нину Хаген, каких-то трешеров-сатанистов, из русских авторов «Гражданскую оборону», «Автоматических удовлетворителей», «Ноль». Группу «Мираж», которую постоянно пытался впихнуть Дима, я тогда ещё не понимал, только гораздо позже я стал преклоняться перед их творчеством, дошло. Многие слушали нас и звонили «в студию», в смысле Диме, если узнавали его голос, что было нетрудно. Поступали заказы на всё более извращённую музыку, Freedom, Psiho-TV, Front 242, постоянно велась открытая пропаганда наркотиков и асоциального поведения. Станция закрылась из-за Диминой паранойи и мании преследования, как-то раз ему показалось, что менты узнали, что мы ведём наркообзоры и открыто рекламируем продажу травы, которую некуда было девать.

* * *

Я замутил с Сандрой, тёлочкой с Комендани, а Диме досталась Курица. Как-то накурились мы этой «милковской» травы и потерялись в районе спортплощадки на Поле Дураков. Сандра ловко увлекла юного меня ночевать в гости к подружке, а Дима начал потрошить Курицу прямо на теннисном столе.

Утром, когда мы с Сандрой увидели место «происшествия», я понял, какая ужасная проблема женские дни, особенно при отсутствии в СССР индустрии тампаксов и прокладок. Теннисный стол был залит густыми подтёками крови, вокруг в огромном количестве раскидана окровавленная марля и бинты. А если учесть то, что мы увидели всю композицию в момент, когда трое мальчиков китайской процессией проносили над головами вокруг стола длинный кровавый бинт, подцепив его палочками на манер того, как китайцы носят хвосты своих драконов… Наших голубков, естественно, не было.

* * *

Весёлое лето с халявной травой быстро закончилось, и к Диме явился мажор-фетишист Милок. Заматеревший и поднаторевший за лето в фарцовых темах у Петропавловки по замесу значков на жевачки туристам, «вах ту мерики пурукума», он бойко начал требовать бабок, угрожать знакомыми спортсменами и даже попытался «включить счётчик».

Так уж получилось, что я пока прокуривал эту траву, узнал некоторых ребят от Петропавловки и от Эрмитажа. Точнее знал ребят, которые со мной занимались спортом, и их знал тамошний фарцовый пипл, а я их всех несколько раз накурил, и у них же обменял эту траву на Levi’s-ы. Я сразу понял, что стаф прокурили мы с Димой вроде бы как вместе, вместе и отдавать придётся. Но ребята эти наезжать на меня-то не будут, а Диму вот, дурачка, могут подвинуть по полной, он на меня обидится, плакать будет и нервничать. Дима все-таки неопытный кидала, не сориентировался… Вот вроде бы взял у лошбана тему, промотал, и какая разница, на реализацию или так кинул, а нихуя, когда «на реализацию» – пациент запоминает, «на скока» ты его кинул, то есть возникает цифра «сколько ты должен», а когда просто шваркаешь, то это всего лишь пополняет список его общих обид – психология жертвы. И вот, придя как-то к Беке, я застал там Милка, который жутко наезжал на Диму:

– Ты теперь должен с процентами, и если не отдашь через три дня, то будет капать счётчиком три процента в день… – услышал я, пока поднимался по лестнице, речи Серёжи, который продолжил пугать Диму и меня какими-то Васями и Петями. Я знал Васю и Петю, поэтому, скинув его вниз с лестничного пролёта, потоптал немного ногами. «Счётчик» сразу выключился, и Милок ушёл. Петя и Вася бить Диму не стали, но попросили всё отдать, что осталось. Осталось немного, вместе со стаканом брусничного листа еле набиралось три стакана из десяти, на том и порешили.

* * *