Дурные дети Перестройки

После того как были осушены первые четыре бутылки, в процессе распития последней, они решили дать кому-нибудь пиздюлей. Гриша, крепкий парень, любил подраться по пьяной лавочке и мог всыпать многим, и выпито было не мало, а у Стенича как раз был отличный кандидат на избиение. Стенич давно окучивал какую-то тёлку из Гришиного дома, но всё упёрлось то ли в её мужа, то ли в отца, то ли брата. Решили зайти к ним домой, разобраться, в чём там дело и почему она не дает Стеничу. Однако в процессе сборов Григорий не почувствовал себя в силах идти и, чтобы не отказывать себе в удовольствии подраться, решил дать пиздюлей Стеничу прямо на месте, у себя дома. Надо отметить, что за несколько лет до описываемых событий отношения между Гришей и Стеничем & Co были весьма напряжённые. Гришу несколько раз били до этого, когда тот, пьяный, начинал вдруг залупаться. Ему это периодически вспоминалось и он периодически пытался взять реванш за былые обиды. Судя по всему, тогда эти воспоминания на него накатили в очередной раз.

* * *

Гришин дом окнами выходит на место дуэли А. С. Пушкина, это место, видимо, провоцирует некие энергийные вихри в округе. Заняв позицию в прихожей у железной двери, Гриша предусмотрительно закрыл её на замок, который изнутри открывается только ключом. Сила, пьяный, клевал носом в комнате, а у Стенича, видимо, случился острый приступ клаустрофобии. Сила потом трясущимися губами рассказывал:

– Они что-то ругались в прихожей, кажется, Гриша ёбнул Стеничу. И Стенич пошёл на кухню и взял ножик, которым мы резали колбасу, большой такой, охотничий, и начал бить им Гришу в живот. Долго бил, много раз. Кажется, насчитали двадцать восемь ножевых, большинство смертельные. Потом зашёл в комнату, сел на диван рядом, допил остатки «Одлу» и сказал, чтобы я вызвал ментовку.

– Сил, а ты-то не испугался, что он и тебя ебанёт? Вроде как ты свидетель, – спросил я.

– А ты как думаешь!? Конечно, он весь в кровище и пьяный, в коридоре Гриша в луже своей крови как промокашка лежит. Я позвонил в ментовку и сказать ничего не могу, он взял трубку и сказал, что человека убил. Потом повесил трубку, встал, подбежал к Грише, ключи у него достал и давай его трупак пинать ногами и орать:

– Смотри, мудак, что я из-за тебя наделал!

* * *

Приехали менты, Стенича забрали в ИВС на Савушкина, Силу в отдел, отпустили только вечером следующего дня, ждали, пока ребята проспятся и дадут показания. Стенич отпираться не стал, рассказал как всё было, Сила подтвердил и пошёл домой. Стенич поехал в «Кресты» на годик, а потом на Арсенальную на психиатрическую экспертизу, в специализированную для зэков дурку и увлекался там кактусизмом.

В отличие от большинства тамошних обитателей Стенич Гришу не ел и не ебал в мёртвом виде, не расчленял даже, да и убийство-то было всего одно, через года три-четыре пошёл на смягчение режима и переехал в другую специализированную психиатрическую больницу на набережной реки Пряжки. Ещё год, и снова смягчение режима, перевод в родные «Скворцы», считай домой, ещё полгода хорошего поведения, и – «Гуляй, Вася!».

* * *

Зашёл к нему на свидание после барахолки, выглядит нормально, почти как и был при последней встрече, только седой.

– Как же так получилось?!

– Чувак сам напросился, нехуй провоцировать было.

– Ясно.

– Ты у меня книжку брал, по истории тайных обществ, к тебе Сила зайдёт, отдай ему. Всё, я пошёл, мне некогда.

Действительно, брал пять лет назад, нашёл и вернул. С тех пор больше не общались.

Глава 8 Кадило

Дима Беккер, голубоглазый юноша брюнет, с выраженным еврейским носом, коричневыми разводами на зубах, громким голосом и походкой Буратино. Впрочем, я не уверен, как правильно пишется его фамилия, кажется, то ли Беккер, то ли Бейкер, примем оба варианта. По ряду причин Дима в моей памяти неожиданным образом ассоциируется со множеством запахов, в основном, отвратительного характера.

Познакомились мы у входа в наш районный кинотеатр «Максим», году в 89-м. В кинотеатре в тот день давали «Кинг Конг жив!». Народу было на нём немерено – Америка, Hollywood, «запретный плод». Совок пёрся с этого по полной. Мы с Бекой были вообще-то знакомы, но как-то заочно, а тут объединились общей проблемой, «впиской», как стали говорить позже. Ему было тогда семнадцать, что ли, лет, супротив моих четырнадцати. Билетов не было аксиоматически, денег тоже, но было испепеляющее, неудержимое и необузданное желание попасть внутрь.

Типовые кинотеатры, как наш «Максим», который некогда был первый и экспериментальный, строились по всей стране, знаете, такие комоды со стеклянным выносом вперёд. Отрыжка конструктивизма в постмодерн. Схемы «прохода» в них тоже были типовые: пройти по билету одному и открыть засов на двери выхода для остальных, залезть с тыла в окно или уболтать бабок билетёрш, сделав бровки домиком. Но на «Кинг Конге» был такой переаншлаг по всей стране, что власти стреманулись массовых беспорядков и выделили наряды ментов для охраны кинотеатров, это сильно усложняло дело проникновения внутрь.