Дурочка

– Там за обрывом – брод. Как умру, уходи отсюда. Видели они тебя. Сулеймена себе возьми. Твой он теперь. – Откинулась, с тоской сказала: – Эх, по-людски похоронить Ваню хотела…

Ганна лопату взяла.

Канарейка глаза в глаза Ганне посмотрела.

– Шире могилу копай, – сказала, – на двоих. Пойдем волю искать на том свете…

18

Верблюд сидел у могилы, не понимал.

Уже ночь настала. Потянула Ганна его за поводья: пойдем. Отвернул от нее голову. Не встал.

Бросила поводья. Пошла к броду.

Оглянулась.

Сулеймен сидел неподвижно, лебединую шею выгнув.

Ганна разделась, подняла одежду над головой, вошла в воду.

19

Обхватила ее Ахтуба руками сильными, будто ждала, потащила за собой. Прогнулась Ганна, как ивовый прут, вырвалась из рук.

Тогда Ахтуба песок из-под ног Ганны уносить стала. Покачнулась Ганна, за корягу схватилась, выстояла.

Пошла потихоньку дальше.

Ахтуба тоже притихла, плескалась об ее бок, будто об лодку, нежно о чем-то журчала.

Звезды в темной воде отражались.

Медленно, будто по звездному небу, шла по реке Ганна, разводя перед собой звезды руками: отгребала их, чтобы не поранить.

До середины реки дошла и – будто заманила ее Ахтуба в ловушку – ухнула вдруг в яму с головой. Бросила Ганна одежду, забила руками, выплывая. Ахтуба не дала ей плыть, скрутила ее, как зверя, закрутила в воронку.

Вынырнула Ганна, хотела ухватиться за стремительно плывущее на нее, выдернутое откуда-то с корнем дерево – не успела: дерево ударило ее, опрокинуло, оглушило.

Последнее, что услышала Ганна, – звон колокольчиков. Будто звезды бубенчиками в небе звенели. Поглядела на небо Ганна и пошла на дно.

Кто-то ее, за ноги схватив, туда тащил – сильными, страстными руками.

20

На берегу реки у потухшего костра рыбаки спали.

Вдруг услышали звон над рекой, повскакали.

То рыбацкие колокольцы колотились на лесках донок. Зазвенели, грянули разом – и затихли.

– Что это было? – спросил чубатый парень.

– Осетр проплыл, хвостом задел, – ответил Петр Рыбаков, жилистый мужичок в драной фуфаечке, обернулся, закричал остальным: – Иван да Яков! Айда на лодки! Сети выберем! Осетр прямо в них пошел!

Доставали сети.

– Тяжеленный мужик! – Петр в темноте сказал. – С человека будет!

Вытащили на берег, у костра развернули.

В сетях, вся в серебряной чешуе, как большая рыба, Ганна лежала, на рыбаков смотрела.

– Русалочка! – ахнул Чубатый. – Ребята, мы русалку поймали!

21

Подошли с опаской. Стали разглядывать Ганну.

– Дышит ли? Может, утопленница?

Отодвинулась Ганна, закрылась руками.

– Гляди-ка! Русалка, а застыдилась! Закрывается!

– Прятать ей нечего. Девчонка еще…

– А хороша собой русалочка! Красавицей будет, когда вырастет!

Чубатый подошел:

– Расступись, – сказал, курткой рыбацкой Ганну накрыл, на руки взял. – Замерзла? – спросил.

Ганна молчала, только прижалась к нему сильнее.

– Смотри, Андрей, защекотает она тебя до смерти, – сказал Чубатому Петр. – Уснешь, утащит тебя к себе под корягу, в русалочий дом…

Чубатый посадил Ганну у костра. Она села, ноги вытянула.

– Русалка-то без хвоста! – сказал, поглядев, рябой мужик. – Не русалка это!

– И не утопленница, и не русалка… Кто ж, по-твоему? – спросил Чубатый.

– Не знаю, – ответил Рябой. – Доспросить надо. Девочка, как тебя звать?

Ганна молчала, на Рябого смотрела.

Петр у костра с чайником хлопотал. Повернулся, быстро сказал:

– Не понимает, видно, по-нашему, – потом по лбу себя ударил: – Да это же Туба! Как я сразу-то не догадался!

– Что за Туба такая? – спросил Чубатый.

– Ханская дочь! Дочка хана Мамая – Туба. Али не слыхал про нее? – волновался Петр.

– Не слыхал.