И уже в девять вечера понедельника в новостройке на Юго-западе Москвы заплаканная девушка искусствоведа призналась следователю Ипатовой, что видела у своего возлюбленного пистолет.
– Небольшой такой… – давилась она слезами, – с табличкой… Табличка металлическая, на ней – надпись. Красиво так написано, я только первое слово успела прочитать – «генералу…». Максим поэтому прячется, да? Потому что украл у какого-то генерала пистолет?
– Почему ты сразу не сказала о пистолете? Когда писала заявление о пропаже гражданского мужа, – Ипатова сходила к раковине и налила в кружку воды.
Они сидели в кухне. Сначала девушка, увидев следователя в глазок, не хотела открывать. Ипатова, с большим трудом разыскав нужный корпус нужного дома, поднялась на восьмой этаж пешком – лифт не работал, и сопение за дверью разозлило ее до крика. Кричала следователь, что посадит девушку как соучастницу убийства. Та тут же открыла дверь и свалилась на Ипатову почти в обмороке – пришлось волоком протащить ее по коридору и усадить за кухонный стол. После вопроса следователя, кого Чарушин боялся – собственно ради этого вопроса Галина и потащилась на окраину спального района, девушка начала давиться слезами, уверяя, что боялся Максим «конкретных людей».
Заливая водой тонкий халатик, девушка отпила из кружки и посмотрела на следователя с отчаянием.
– Он говорил, что это – конкретные люди, они очень опасны, им человека убить – раз плюнуть.
– И когда это началось? – Ипатова подсела к столу, достала папку и ручку и стала записывать.
– Сначала Макс стал часто задумываться с таким выражением на лице… как в отключке! Почти перестал спать. Я сразу сказала – хочет на кайф подсесть, это без меня, мне доучиться надо. Потом смотрю – ищет в интернете данные об аукционах. Я спросила. Максим сказал, что мы можем так разбогатеть, что до старости работать не придется. Мне стало страшно за него. А потом я нашла у него в куртке газовый баллончик.
– Значит, он начал интересоваться аукционами и купил газовый баллончик. И это было…
– Ноябрь?.. – девушка задумалась. – Да, в ноябре прошлого года. Я запомнила, потому что в ноябре у них в Третьяковке обнаружили пропажу из запасников каких-то гравюр. Я еще подумала… Я подумала, что он может…
– Но его гравюры не интересовали, так? – помогла Ипатова.
– Да! – с облегчением продолжила девушка. – Он сказал, что это мелочи, из-за которых глупо рисковать свободой. В декабре Максим вышел на нужного человека – он так сказал. Потом я увидела его у метро со странным типом. Даже издалека было заметно, что Максим боится. Я подошла, спросила, в чем дело, а он… – девушка тихонько заплакала, зажав рот рукой.
– Обозвал тебя мочалкой и сказал, чтобы отвалила?
– Подстилкой!.. – пропищала девушка сквозь ладошку.
– Потом пришел просить прощения и говорил, что это было необходимо, так?
– Откуда вы знаете? – удивилась девушка и перестала плакать.
– Твой парень связался с плохой компанией и не хотел, чтобы они знали о его слабых местах. Ты – слабое место. Когда видела пистолет – день, число? При каких обстоятельствах?
– Я не помню точно. Это было после восьмого марта… Или в конце марта. Да. В конце марта. Максим полез шваброй под ванну и вытащил оттуда что-то, завернутое в тряпку. Когда развернул, я заметила на пистолете табличку и первое слово надписи.
– Просто зашел, когда ты чистила зубы, и достал шваброй из-под ванны пистолет?
– Нет, я… Дверь была приоткрыта, я подсматривала.
– Квартира – чья? – Ипатова встала, подошла к открытой двери в ванную комнату и решительно взялась за стоящую в углу швабру.
– Моя, а что?.. – девушка за столом вытянула голову, отслеживая ее движения в коридоре.
– Соучастие в незаконном хранении похищенного оружия, – следователь стала на колени и пошарила шваброй под ванной, вытащив синий мужской носок в клочьях пыли. – Не реветь! – повысила она голос, поднимаясь с пола. – Сначала нужно найти твоего Максима, или хотя бы… пистолет, – Ипатова тоскливо осмотрелась в захламленной квартире.