Дурово

– А вы чего пить будете? – обратилась она к Сергею.

– А? Мне сок, да… – ответил Думов, отвлечённый от чего-то.

Они сели за самый чистый столик из свободных. Корбакин стал мельком осматривать помещение и посетителей. Видны были декорации, оставшиеся с начала существования кафе, некоторые заштукатуренные, а остальные обшарпанные. Виднелось много точек и дырочек. Зал был небольшой, но за дверью виднелся ещё один зал, по-видимому, для застолий и вечеринок. Кроме Ивана и Сергея за одним столиком сидели двое толстых мужчин в весьма приличной одежде и явно с бодуна, за вторым – невероятно худая женщина, по виду которой можно сразу понять, что она очень давно без мужика, а за третьим столиком, у самого края, сидел, будто забитый, мужчина с большими скулами, синяками и жилистыми руками вместе со своей женой, судя по всему. Эта женщина была невероятно толстая, с кучей морщин, странной причёской и кучей болячек и бородавок на лице, небрежно замазанных большим количеством дешёвой косметики. Глаза её были хмурые, а рот, казалось, не способен выдавить человеческую улыбку. Это была одна из тех женщин или, скорее, баб, от которых не ожидаешь ничего, кроме презрения и скандалов. Запах её духов разнёсся, кажется, по всему заведению. Лица у всех посетителей были грустные, покорные и уставшие, как в любом общественном транспорте, кроме лица этой бабы: оно выражало ярое недовольство новыми гостями.

Корбакин и Думов несколько минут просто молчали, отдыхая и погрузившись в свои мысли.

– Ты первый раз в Дурово? – спросил наконец Сергей.

– Я бывал тут раньше проездом, но как-то особо не задерживался… – ответил Иван и стал вслушиваться в разговоры других посетителей:

– Ну что, швабра? Вчера пил опять?! – доносилось с крайнего стола.

– Пил… – угрюмо отвечал мужик.

– Ну и нахрена ты пил? Завтра к нам внучка приезжает, а ты не можешь ни убраться, ни в магазин сходить, полку новую купить да повесить. Старая-то совсем развалилась, стыдно будет.

– Так ты же сама в магазин не отпускаешь.

– А как тебя отпустишь?! Ты ж, скотина, водки купишь и нажрёшься опять. Ведь нажрёшься?

– Нажрусь…

За другим столиком по телефону:

– Алло. Привет, сынок! Что, как там у тебя дела? Ммм, понятно. Что делаешь? Ааа, молодец. Ну ладненько, давай. Люблю тебя! Ага, давай. Давай, пока-пока…

За третьим:

– Ты видел, чего Лерка вчера на корпоративе вытворяла?

– Неа, я отрубился ещё в одиннадцать.

– Там такое было…

Тем временем принесли заказ. Работница несла все блюда на одном подносе и чуть ли не падала вместе с ним, но смогла положить поднос на стол, немного разлив кофе, пожелала приятного аппетита и ушла. Некоторые тарелки были побиты, и борщ был приготовлен явно не только что.

Иван отвлёкся от чужих разговоров и начал есть.

– Чего ты такой грустный, Серёга? Всё-таки на свадьбу едем, а не на похороны! – Корбакин хлопнул Сергея по плечу. – Эх, вот и мой сын уже женится, как быстро время летит… – сказал он про себя.

– Да… не хотел я тут останавливаться. Грустно мне на всех этих пустых людей глядеть да вспоминать… А ведь их всё больше, особенно среди молодёжи. Тут особо не разрадуешься.

– Что ты этих «пустых людей» всё упоминаешь? Они же, наверное, последние, о ком стоит беспокоиться.

– Просто думаю я о них много…

– Ну и чего ты там надумал?

– Не хочу говорить, да и о них в одном предложении не скажешь.

– Время у нас ещё есть, а ты походу только о этих своих пустышках и думаешь. Расскажи, может, хоть голова у тебя легче станет.

Сергей призадумался.

– Ну ладно, слушай. Может, поймёшь чего. Сейчас, только мысли в кучку соберу… – сказал Думов и сделал внушительную паузу. – В общем, пустые люди, как я их называю, – это люди без особенной индивидуальности. Они терпят и приспосабливаются абсолютно ко всему: нелюбимая работа, неправильные ценности, угнетение, скудные условия жизни. Пустые лучше стерпят это, чем будут проявлять инициативу и делать хоть что-то, чего они раньше не делали.

– Так что же, по-твоему, если человек не меняет свою жизнь, значит, он автоматически пуст?

– Нет, вовсе нет. Там же нет такого разграничения: либо ты пустой, либо ты нормальный. Это как с наркотиками: кто-то иногда и по мелочи, кто-то часто и уже зависим, а у кого-то это составляет всю его жизнь. Пустота человеческая имеет кучу качеств и проявлений: им неинтересна жизнь, им ничего особенного не нужно, они верят в одно и то же и не признают других истин; порой даже не вдаются в смысл дела, которое они делают; не меняются ни под каким предлогом; врут всем, включая самих себя, любят и смотрят те телепередачи, фильмы, музыку и книги, где нужно меньше всего думать для их понимания и много чего ещё…

– Ну дак, подобные люди были и, наверное, будут всегда. О них и Гоголь, и Лермонтов писали.