Я остаюсь одна в доме на колёсах, который мы приобрели для путешествий. Недалеко от меня ждут заданий рабочие-роботы. После того, как был вырыт котлован, Патрик решил их не отпускать и продлил срок аренды. Сейчас они выполняют охранную функцию, хотя, в общем-то, охранять не от кого. Солнце светит беспощадно, и воздух настолько горячий, что кажется, я нахожусь в духовке и скоро буду жариться. Большую часть времени я провожу в домике, – там прохладно. Под вечер выхожу на улицу, делаю пару мазков бежевой водой на скале. Вода в мгновение высыхает и остаётся пыль от краски, которая при дуновении ветра исчезнет, если её не разогреть и не вплавить в камень. Я пока тренируюсь. Душа мне видится чем-то аморфным, эфемерным. И даже не зная значения этих слов, их хочется применить к описанию души. С буквой «ф». Фиолетовым форте… Фосфорисцирующим, фривольным, фокусом, эфиром. Я рисую букву «Ф» и пускаю разводы в разные стороны. Получается фигура с размытыми границами и гибким основанием. Утомившись, я ухожу спать. В жару усталость приходит быстро. На утро изображение исчезает, и я ухмыляюсь про себя, а вслух произношу:
– Ну вот, улетела душа в рай. Дай только волю…
Сделав утренние дела, пока солнце не жарит, я опять ухожу в домик, сажусь за переписку с отцом. Он подтверждает, что наша древняя родственница Руди жила в Месопотамии. Но вот где захоронили капсулу с экспериментом, или как её найти, он не знает и предлагает мне проверить полученную информацию о месте. Приезд отца в гости отложился, и я, оставив домик на колёсах, беру напрокат машину и отправляюсь в Наджаф. В пути становится прохладнее по мере моего продвижения на север. Я надеюсь, что вернусь до возвращения Патрика. В Наджафе я брожу по кладбищу, которому уже три тысячи лет, и где может быть капсула.
– Есть ли отдельные участки, которые использовались четыреста-пятьсот лет назад? Я ищу захоронение этой давности. Знаю только, что на этом кладбище.
– Пройдите немного вперёд и сверните вправо. Там по датам и годам определитесь.
Я прохожу мимо мемориалов и надгробных плит, на которых написаны слова из Корана. Дата смерти, рождения и инициалы почти спрятаны внизу на плите, сразу и не найти. Потом, я плохо знаю арабский язык и путаюсь в написании арабских цифр. Постоянно пользуюсь карманным переводчиком. Это занимает много времени. Пока найду букву или цифру, не зная. Вот наконец-то я вижу 2100 год. Внутренне ликую, потом осекаю себя. Рано радоваться, тут так много людей… Я снова обращаюсь к работнику кладбища.
– Здесь в 22 веке была похоронена моя дальняя родственница Руди, и может, там есть информация об одном проводившемся в то время эксперименте с душой.
– Что это такое? – не понимая, смотрит он на меня. Потом что-то вспоминает. – Есть одно надгробье, там тоже написаны эти слова о душе. Я как-то видел.
– Можете мне показать это надгробие?
– Где ж теперь найти его среди тысяч?
– Пожалуйста! Мне это жизненно необходимо.
– Это ваша родственница?
– Да, типа того.
– Как это, типа того?
– Она была приёмной дочерью… А я ищу женщину, которая её удочерила. Она проводила этот эксперимент, – слова путаются, и мне сложно объяснить. – Словом, я надеюсь, что у этой Руди может быть информация о её матери и душе.
– А, понятно, хотя ничего не понятно. Пойдём, посмотрим. Только сейчас жара, полдень. Может, хотя бы после четырёх часов придёшь?
– А, да, конечно. Только здесь у вас ещё не жара по сравнению с югом. Хорошо. Я приду попозже.
Мне пора перекусить, и я направляюсь в отель, где остановилась. Через пару часов мы встречаемся и приступаем к поиску заветных слов и информации. Помощник с кладбища ищет самостоятельно, и я уже вижу капельки пота от усердия. Он всё равно очень добродушен и весел. Что-то его умиротворяет, несмотря на то, что он работает могильщиком. Он даже как будто светится. Внезапно мои фантазии прерывает его радостный крик, что цель поиска достигнута.
– Вот это! Да, помню, почему меня удивило это надгробие. Здесь похоронена ваша Руди, а рядом муж и жена, её отец и мать, похоронены вместе, но с разницей в сто лет, хотя мужчина умер всего на год раньше. Получается, что женщину подложили позже, через сто лет. Это нормально для родственников, например детей или внуков. Но у супругов не может быть такого. Как будто женщина была похоронена где-то в другом месте, а потом её перезахоронили рядом с мужем и дочерью. Но зачем и почему так? Это противоречит здравому смыслу. Вот, а потом я прочитал текст полностью. Поэтому запомнил.
– Понятно, – я пожираю глазами два надгробия, и кажется, сейчас потеряю сознание от охватившего меня волнения. Надгробие Руди тоже рядом. – Спасибо вам большое.
– Да, пожалуйста! Рад был помочь, – он, видя моё смущение, даёт мне бутыль с водой и собирается уйти. – Я пойду, оставлю вас наедине. Вижу, вам очень дороги эти люди.
Я киваю головой и присаживаюсь на плиты, вожу рукой по надписи. Меня уносит куда-то далеко-далеко. Я плыву. От оцепенения меня отрывает вызов. Это звонит Патрик.
– Дорогой, привет!
– Привет! Как ты там? Чем занимаешься?