Душа

– А ты не можешь начать рисовать с конца? Сначала подвал, потом – как отец Луиджи купил турка на аукционе, потом – турок в мастерской, в Бельвилле.

– Нет, дружок! Вечно тебе хочется начинать с конца… У меня воображение самое нормальное, а не шиворот-навыворот.

Луиджи не вернулся к завтраку, они вдвоем перекусили наспех, Натали сразу же взялась за работу, и так продолжалось три дня подряд, в течение которых Кристо не отходил от нее ни на шаг. Его с трудом прогоняли погулять, причем дальше мастерских он уходить не рисковал, и то, взяв с Натали слово, что, когда она опять возьмется за «Игрока», его сразу кликнут. Почти все эскизы были готовы, оставалось лишь выбрать лучшие, отсеять ненужные, добавить кое-что новое. Ведь это были лишь первые наброски, и, как в каждом первом наброске, здесь многого не хватало и было много лишнего.

XVI. Супермужчина (I)

В этот же день, часов в пять, Мишетта сообщила Натали, что ее вызывают по магазинному телефону.

– Да, – сказала Натали в трубку, – да, да. Ну, как ты, благополучно? Да, да… Я бы на твоем месте… Раз ты уже в Париже… Хорошо, приходите оба…

Она повесила трубку.

– На сегодня хватит, даже спина заныла, – она потянулась, – поди побегай, Кристо, а я займусь своими делами.

Кристо открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал и, насупившись, вышел прочь.

Оливье позвонил у дверей со стороны Дракулы. Должно быть, он говорил из ближайшего автомата. С ним был Дани, супермужчина.

Дани щеголял в невысоких сапожках, голенища доходили лишь до половины икр, а выше – вельветовые брюки. Темно-синий джемпер с засученными рукавами, а вокруг шеи шелковый платок, кончики которого засунуты за вырез. Плечи как у грузчика, ноги длинные… Узенькая черная бородка аккуратно окаймляла подбородок и впалые щеки. Из-за этой бородки губы казались основной деталью лица. Глаза маленькие, очень черные, лоб низкий. Даже на Лазурном берегу на него бы оборачивались. Оливье рядом с ним казался хрупким, светлым, бесцветным, глупеньким. Дани поцеловал у Натали руку, прислонился к книжной полке, скрестив руки и ноги. Мишетта принесла виски.

– Спасибо, мадам, я не пью… И не курю тоже.

Оливье кинул на Натали взгляд, явно говоривший знай, мол, наших!

– Оливье сообщил мне, что вы ему помогли… в той злополучной истории… Никогда не прощу себе, что из-за меня ему чуть не пришлось столь неудачно вступить в жизнь… На самом деле ему неслыханно повезло! Если бы тогда он не нарвался на полицейского, у которого как раз в тот день были другие заботы, он бы влип самым идиотским образом. Во всяком случае, его бы не выпустили… он встретился бы в тюрьме или в исправительном заведении с отъявленными мерзавцами и погиб… Буквально погиб бы.

– Золотые слова, дорогой мсье. Но, если не ошибаюсь, именно вы привели Оливье в ту роскошную квартиру, где творятся столь неблаговидные дела…

Сама не зная почему, Натали говорила не своим обычным, а каким-то слишком торжественным голосом, словно для того, чтобы попасть в тон басу, тихонько журчавшему у книжной полки.

– Я рассчитывал оказать Оливье услугу… Пора, давно пора покончить с этой манией невинности, а то и впрямь дело может кончиться импотенцией. Хозяин роскошной квартиры – человек в высшей степени культурный, воспитанный. Наш дурачок Оливье, видимо, воспламенил его воображение, а раз он согласился принять в дар часы – правда, прелестная вещичка, вы видели, мадам? – хозяин вправе был решить, что Оливье смекнул, в чем дело. Понятия невинности для таких господ не существует. Ну скажите, мог ли я предвидеть, что все обернется именно так? Вечеринка была самая банальная, даже родители присутствовали, все было в высшей степени благопристойно, вполне в рамках допустимого… Кстати сказать, когда в тот вечер нагрянула полиция, в гостиных было полно народу, ни одного человека не задержали, ничего подозрительного не обнаружили. Забрали только мальчиков, которые находились в задних комнатах…

– А вы? Как вам удалось выпутаться?

– С трудом, мадам, с огромным трудом… Меня арестовали. И, поверьте, допрашивали с пристрастием. Потом, конечно, выпустили… Зато родители выставили меня из дому; они, мои родители, люди в высшей степени приличные. Я еще несовершеннолетний, мне нет двадцати одного года. Единственно, кто бы мне помог, – это хозяева той прекрасной квартиры. Но я не любитель подобных Штучек… Хочешь – не хочешь, придется поступить на военную службу… Иду воевать!… Забавно!

Натали провела гребешком по волосам, натянула шаль на свои покатые плечи.

– На вашем месте я бы не стала этого делать.

– А почему, в сущности? Я просто не стану дожидаться призыва, все равно рано или поздно меня возьмут в армию.

– Я бы лично не пошла.

– Интересно, как бы вам это удалось, мадам?

– Не знаю… Вот я гляжу на вас и думаю, что выгодны лишь на то, чтобы убивать или быть убитым… На вашем месте я бы дезертировала, пошла бы в ярмарочные силачи, в грузчики, словом, куда-нибудь да пошла. Ведь не я, а вы молоды и здоровы…