Душа

– Я, – говорил Луиджи, – я с рожденья окружен всяким инструментом. Меня, в сущности, ничему не учили, просто набрался всего сам, жил среди этого. Гайки, пружины, механизмы я знал наперечет, как пастух свое стадо. Первый автомат я смастерил для владельца мелочной лавчонки на углу, и он поставил его в витрину в качестве рекламы пасты для чистки посуды… А было мне тогда десять лет. Я прославился на весь наш квартал!

Доктор неодобрительно покачивал головой: значит, уже тогда превращали автоматы в предмет торга, заставляли их служить рекламным целям! И тут же разговор принял еще более страстный характер. Доктор принадлежал к числу тех пуристов, для которых автомат ценен сам по себе, он должен радовать глаз, он вне корысти… Конструктор автоматов ищет эффектного, впечатляющего жеста. От маленького швейцарского писца никакой пользы не было. Он лишь косвенно демонстрировал человеческую изобретательность, а ведь в наши дни эти произведения искусства считаются забавными пустячками! Луиджи не соглашался с доктором, никак не соглашался. Искусство эволюционирует, как и все на свете, почему же автоматы должны оставаться неизменными?… Я имею в виду не механизм, не только техническую сторону, а самый смысл вещи… По моему мнению, добавил Луиджи, всякая вещь, которой дает жизнь человеческий мозг, это еще одна веха на пути в будущее… Бог создал человека, человек по своему подобию создал бездушного робота, в один прекрасный день кибернетика даст ему Душу…

Широко взмахивая своими черными рукавами, доктор запротестовал: то-то и есть! Автомат теряет душу, когда его ставят на службу чему-либо. Соблаговолите сказать, господин Петраччи, способен ли автомат для продажи угля, который даже умеет давать сдачу, способен ли этот автомат в конечном счете обзавестись душой? Да нет, доктор, если этот автомат был бы сделан наподобие человека, возможно, вы отнеслись бы к нему иначе, а пользы от него было бы не меньше. Мне только что звонили с завода, где создают, между прочим, автоматы для продажи яиц, которые мы экспортируем в Африку. Так вот они спросили меня, не могу ли я воспроизвести крик курицы… в нашем деле все зовется криком – и мычание, и кудахтанье, и лай, и блеяние… Негры и так уж говорят: «Машина снесла яйцо!» А если она к тому же будет кудахтать?… Не знаю, понравилась бы им машина еще больше, если бы ей придали вид курицы. Возможно. Но мы не так наивны, как туземцы. И все-таки, любопытное дело, мы видим прекрасное лишь в том, что имеет сходство с уже знакомым нам предметом… Доктор мрачно возражал: нет и нет! Никогда ему не будет но душе ни абстрактная живопись, ни бензоколонки ЭССО, ни автомат для продажи угля и даже яиц! Он лично обожает таможенника Руссо, уличных живописцев. Он любит подражание жизни, когда оно выполнено руками мастера, бескорыстное подражание… Но, доктор, неужели автомат лишается своей прелести лишь потому, что его создают на заказ, с заранее заданным по требованию заказчика жестом? По заказу или без, создатель машинистки, которая стучит на машинке и поворачивает голову, заглядывая в текст, столь же искусно подражает жизни, как подражали ей автоматы Вокансона или Дроза. Эта машинисточка на полпути между совершенно бесполезным писцом и автоматом, продающим уголь.