Душа моя рваная — вся тебе (СИ)

========== 1 ==========

Алек говорит себе, что это не инцест, пока он не прикасается к ней.

Изабель носит броские вещи. Открытые и слишком откровенные. Представить ее без каблуков вообще невозможно. Снимает она их настолько редко, что ее образ без них как-то и не вяжется. И губы. Ярко-красные. Такие, чтобы глаз не оторвать. Чтобы ловить каждое их движение, когда она что-то говорит.

Он на нее реагировать уже нормально не может. Замечает каждую чертову изменившуюся деталь. Сегодня, например, она волосы уложила иначе. А вчера помада была чуть темнее. Изабель смеется и хитро на него поглядывает. Будто дразнит. Будто знает, что не просто так он на ней взгляд останавливает. Темные, почти черные глаза поблескивают, а кроваво-красные губы растягиваются в улыбке. Она руками о стол опирается, а Алек ловит себя на том, что швырнул бы ее на этот стол. Прямо сейчас. Немедленно. И в штанах тесно становится, неудобно. Он закидывает ногу на ногу и в который раз включает полный контроль.

Никакие рамки он не перешел. Он ведь к ней даже не притронулся.

Изабель перед зеркалом крутится, любимые чулки натягивает. А Алеку противно от одной мысли, что ее будут лапать какие-то пьяные мужики в баре. Что на нее будут смотреть и швырять в след пошлые комментарии, приправленные далеко не трезвыми смешками. Он не контролирует каждый ее шаг и не разворачивает обратно в комнату, когда она собирается выходить. Мог бы. Мог бы, ведь статус старшего брата позволяет. И все же почему-то не делает.

Она над ним посмеивается. Говорит, что он совершенно не умеет веселиться и когда-нибудь обязательно умрет от скуки. В буквальном смысле слова. Дразнит его, а во взгляде что-то странное. Серьезное и проницательное. Его сестра не слепая и далеко не глупая. Знает, что последнее время с ним творится неладное. Знает, что сама является этому причиной. Она словно нарочно сжимает его в объятиях и оставляет след красной помады на щеке, приподнимаясь на носочки. Она постоянно касается его. Будто бы случайно. Или без задней мысли. В этих случайных объятиях она нуждается все чаще. Почти что интимных.

Алек говорит себе, что это не инцест, пока он не срывается и не впивается в ее губы.

Изабель беспардонно заходит к нему в комнату все чаще и чаще. Не стучится, не спрашивает разрешения. Иногда усаживается к нему на кровать по утрам, когда он составляет очередной отчет, и просто красится. Оправдывает это тем, что у него освещение лучше. И совершенно не реагирует на его фырканье. Она рассказывает ему все-все. Пожалуй, намного больше, чем он бы хотел знать. И как-то раз, собираясь на задание, врывается к нему с двумя платьями в руках. Просит выбрать. Издевается, заранее подчеркивая, что наденет то, которое ему не понравится. Потому что вкуса у него нет. А еще потому, что он зануда.

Он практически смиряется с тем, что хочет ее. И подобные мысли в какой-то момент начинают казаться лишь мыслями. Потому что Алек просто уверен, что у него все в порядке с головой. Что он никогда не сделает то, о чем думает практически постоянно. Она называет его слепым и говорит, что давно поняла, в каком именно контексте он о ней думает. Она говорит, что если он так и будет делать вид, что ничего не происходит, то она как-нибудь заявится к нему в комнату абсолютно голая. Тогда и посмотрит на все его попытки отрицать очевидное.

Отмалчивается он, в какой-то момент даже избегать ее начинает. Между ними появляются двусмысленные взгляды. Почти откровенные прикосновения. В какой-то момент он просто прижимает ее к стене. И это Изабель — та, кто первая тянется навстречу обжигающим кожу поцелуям.

Алек говорит себе, что это не инцест, пока на них есть хоть немного одежды.

Изабель дразнит его все чаще. Пропадает по нескольку дней, а потом ждет реакцию. Выпивает весь кофе, который он варит для себя. Путает его документацию, и все чаще он не досчитывает какой-то своей футболки в шкафу. Изабель разговаривает намеками даже в присутствии Джейса. Щерится по-кошачьи и разминает шею, прикрывая глаза. Ногтями скребет по его колену.

Ей нравится целоваться, и она уверяет его, что если он позволит себе поцеловать ее, скажем, в шею — ничего страшного не произойдет. Она жалуется, надувая губы, что последнее время в душе поддувает, явно намекая на то, что была бы не прочь пойти туда вместе. И беспардонно по утрам залезает в его кровать, жадно целуя, стоит ему только проснуться.

Он думает, что может контролировать себя постоянно. Но Изабель так не считает. Лишь линию губ кривит в улыбке. Мужчина он, мужчина. А они все слабые. Неспособные вечно себя контролировать, держать в руках. Она не говорит, что никто не узнает. Не пытается убедить его. Она ему сознание затуманивает, всего лишь заходя чуть дальше привычного. Изабель знает, что ее брату думать противопоказано. Что он аналитик до мозга костей. И если у него будет возможность проанализировать — все пропало.

Когда на них не остается никакой одежды и границы на некоторое время стираются, не остается ничего, кроме периодических стонов, жадных поцелуев и ритмичных движений.