Душа моя рваная — вся тебе (СИ)

Она ему и ответить не дала тогда. Оставила след красной помады на щеке и куда-то чуть ли не бегом удалилась. А ровно на следующий день все ее вещи исчезли из Института. Он все еще не понимает, как мог не проснуться тогда, как мог банально не услышать. И вряд ли когда-то узнает, что она все же задержалась на несколько минут в дверном проеме его комнаты. Не могла пройти мимо, не попрощавшись. Без слов. Без объятий или поцелуев. Одними глазами. Лишь окинув комнату взглядом и посмотрев на его спящую фигуру.

Краткие разговоры по существу. Без изливания души, как раньше очень любила. И даже на свадьбу не позвала. Хотя, на свадьбу она не позвала никого. Родители тоже узнали задним числом. Саймон до сих пор говорит, что ей хотелось сделать все очень личным, запоминающимся. Когда же у них родился сын, Алек был откровенно завален работой. А может, просто придумал себе эту отговорку и до сих пор в нее верит.

За все это время он ни разу не был в Идрисе. За все это время Изабель ни разу ни приехала в Институт.

И кажется, что теперь уже он избегает ее. Потому что просто не знает, как себя вести при встрече. Потому что то, что между ними было, оставило свой странный отпечаток. Будто след ее помады, который крайне трудно оттереть сразу. Въедающийся, стойкий. Но все же временный. Временный, потому что вечного нет абсолютно ничего. Все имеет конец.

И их как бы оно ни называлось тоже.

Она бегает от него. Вот уже несколько лет она бегает от него. Или от самой себя. От всего, что было. Придумывая оправдания и извинения. Только кому это вообще нужно? Почему нельзя остановить всю эту беготню?

Даже смешно. Саймон довольно часто привозит сына в Институт. Взваливая дополнительную ответственность по имени Стивен на его и без того загруженного работой дядю. Алек лишь горько усмехается, думая о том, что племянника видит в разы чаще, чем сестру. Но менять это кажется уже бесполезным. Да и проводить время с мальчиком ему нравится. Чем-то напоминает те времена, когда Макс был жив. Потому что Алеку кажется, что ему снова лет семнадцать, что он обязательно где-то не уследит и у того на коленках будут синяки. Не умеет он с детьми. Не умеет. Слишком сильно за них переживает, в разы преувеличивая ответственность.

И в этот раз все так же.

Саймон протягивает ему целую сумку с игрушками и прочей дребеденью и нравоучительно повторяет:

— Он будет прыгать, и бегать, и переворачивать все на уши. Но это нормально. Скорую можно не вызывать, если он стукнется и поставит пару ссадин.

Алек закатывает глаза. Старые привычки Примитивного все же выдают Саймона. Он больше не указывает на них. Не дает понять, что все это сидит в печенках. Он привык со всем этим жить. И что самое главное — привык к мысли, что Саймон теперь муж Изабель. Что она, наверное, счастлива с ним. Хотя иногда сказать остроту в сторону бывшего Примитивного крайне хочется. Но эти остроты он всегда оставляет для Клэри. Да и в ее сторону они получаются уже не такими резкими и обидными. Скорее — дружескими подколами.

Как только Саймон проходит через портал, ведущий в Идрис, Стивен заявляет, что все лежащие в сумке игрушки — хлам. Что они глупые и для детей. Алек невольно улыбается. Слышать нечто подобное от пятилетнего мальчика странно. Не просто странно — ужасно смешно. И тогда он отставляет сумку на лавке, находящейся недалеко от портала, присаживается на корточки, чтобы не смотреть на племянника сверху вниз и говорит:

— Ладно. Что тогда будем делать?

И Стивен так заговорщически оглядывается и шепотом отвечает, как будто это тайна какая-то:

— Можно я посмотрю за тренировками?

— Можно, — соглашается Алек. И тут же делает оговорку: — Но только в стороне. И так, чтобы никуда резко не исчезал, как только я отведу от тебя взгляд. Договорились?

Он подставляет ладонь, и Стивен сильно — соизмеримо своим силам — ударяет по ней своей пятерней. Алек треплет того по волосам и поднимается на ноги. Проводить время с племянником всегда непросто. Тут даже вся собранность нефилима не помогает. Концентрация будет повыше, чем во время самых опасных рейдов. Но если постараться отбросить всю эту часть с ужасной ответственностью — всего лишь постараться, потому что никуда она не денется, — то все эти проделки и по-детски наивные фразы вызывают невольную улыбку.

Раскрашивают серые будни.

Хоть как-то сменяют однообразную картинку управления Институтом и его порядками.

Когда в подобные дни приезжают еще и мама с отцом, то напряженность всего процесса возрастает в разы. Зато Мариза одобрительно кивает. И не упускает возможности заметить, что ему бы следовало относиться ответственнее к воспитанию племянника. Потому что и от него тоже зависит многое. Потому что воспитать достойного Сумеречного Охотника — задача, что лежит не только на плечах Изабель. Роберт же как бы вскользь бросает, что род продолжается, хотя фамилия и угасает.

Потому что Алек — последний представитель фамилии. Последний мужчина.

Дальше ветка не пойдет.