Пришел на одну из этих диких вечеринок и стащил ее с барной стойки, на которых она так часто танцует по пьяни. Набил морду ее очередному хахолю и вытащил ее из бара за руку.
Больно сжимал скулы и кричал прямо ей в лицо, брызжа слюной. Орал, что ненавидит ее. Что она позорит не только себя, но и всю семью. Что ему хочется ударить ее до синяков. Что его трясет от одной мысли, что до нее дотрагивались другие мужчины.
Что он не мог спать. Что он убьет каждого, кто прикасался к ней этой ночью.
Так, чтобы ее трясло от страха. Чтобы она дрожала всем телом и боялась его. Чтобы он действительно ненавидел ее.
Изабель закидывает руку на Алека, обвивает его шею, практически повисает на нем и смачно целует в щеку. С хлюпающим причмокиванием. Слишком развязным и пошлым. Губами задерживается на коже чуть дольше положенного. Прижимается к нему так близко, чтобы он точно почувствовал, что на ней нет нижнего белья. Она хочет, чтобы он понял, насколько она пьяная.
А если совсем честно — она даже хочет, чтобы он знал, сколько мужчин сегодня побывало внутри нее.
— Доброе утро, старший брат, — пьяным, заплетающимся языком.
Он не касается ее. Не придерживает даже, чтобы она не упала. И когда Изабель отстраняется, она замечает на себе его пристальный взгляд. Взгляд, который моментально стирает улыбку с губ. Наблюдающий и долгий. Пристальный. Но она улыбается только шире. Инстинктивно. Потому что то, как он смотрит…
Алек никогда не заикается даже о ее попойках. Не говорит о ее внешнем виде. О мужчинах и женщинах, с которыми она спит. Он просто смотрит. Пустым, разочарованным взглядом. От этого взгляда она готова провалиться на месте.
Это намного хуже, чем если бы он кричал на нее. Намного хуже, чем если бы ударил. Намного хуже, чем если бы ненавидел ее.
Алек никогда не кричит на нее. Алек никогда не поднимает на нее руку. Алек не умеет ненавидеть ее.
Он просто разочарован. И это бьет в разы сильнее, в разы больнее, в разы ожесточеннее.
Ее брат слишком хороший. Слишком понимающий и надежный. Такой, какими не бывают мужчины из ее мира. Ответственный и верный. А еще не любит много трепаться. О, как она ненавидит этих хорохорящихся мужланов, которые считают, что могут впечатлить ее своими сказками! Но она всегда глупо смеется и ложится под них. Громко стонет, разводя в стороны ноги и закрывая глаза. А сама думает только о том, чтобы на их месте оказался он. Хотя бы один раз. По пьяни, во сне — как угодно. Он, а не кто-то другой.
Но Алек слишком слеп и правилен. Если слово «правильный» имеет право употребляться в их семье. Ее старший брат предпочитает мужское общество и никогда не догадается, что практически каждую ночь она еле сдерживается, чтобы в порыве страсти не простонать его имя.
Изабель салютует Алеку бутылкой вина и делает большой глоток алкоголя, захлопывая дверь в свою комнату.
========== 5 ==========
Ненормально видеть ее без макияжа. Без яркой кровавой помады, которой самое место на губах. Без черной подводки, обрамляющей веки. И даже без потрясающей укладки, на которую уходит никак не меньше часа. Ненормально все это. Даже не так — странно. Странно и как-то дико.
Никаких броских и ярких нарядов. Лишь футболка. Большая, растянутая. Неизменно черная. Его футболка. Алек не помнит, когда видел эту футболку в последний раз. Может, года два назад. Выкинуть бы ее. Настолько застиранная и поношенная, что цвет теряет. Но на Изабель она смотрится… особенно. Странно и до одури дико. Непривычно.
Сестра подрывается с кровати, как только он захлопывает за собой дверь. Так, будто он поймал ее за чем-то. И пальцами волосы прочесывает. Пытается создать видимость, что не засыпала, пока его не было. Что не вырубилась прямо на его кровати. Потому что знает, что он этого не любит. Знает, как он относится к своей кровати. Чуть ли не болезненно.
— Я здесь сплю. Больше ничего, — как-то раз сказал он ей. И добавил: — Больше никто.
Теперь это кажется почти смешным. Она подбирает под себя ноги и садится, чуть поджимает губы, почти кусает их. И следит за ним. Внимательно. Смотрит. Взглядом улыбается, но молчит. Наблюдает за тем, как он скидывает с себя куртку. Уставший, вымотанный. Выжатый до самых костей. В какой момент они перестали ходить на охоту вместе? В какой момент он стал брать на себя еще больше работы и возвращаться вот так в три часа ночи?
Алек садится на край кровати и упирается ладонями в лицо, трет кожу, смаргивает усталость и желание спать. Она прижимается к нему, обвивает руками и вдыхает запах. Грязи, пота. Усталости. Еще немного, и он изведет себя. Просто не сможет подняться утром. Нельзя так. Ему нужен отдых, ему просто необходимо начать думать о себе. Изабель запускает пальцы в черные волосы, гладит его по голове и улыбается.
— Сколько их было сегодня?
И он готов поклясться, что без красной помады улыбка у нее совершенно другая. Без макияжа она вся совершенно другая. Такая, которую знает только он. И только в три часа ночи. В его растянутой футболке. Ласковая, податливая. И скорее всего без нижнего белья.