Душа моя

Вся эта нервотрепка длилась с января до конца марта. А потом до меня дошло… Посмотрела как-то на дочку и вдруг очень объемно осознала и обобщила происходящее с нами последнее время… Анжела перестала откровенничать со мной, не тянулась обниматься и даже не заговаривала сама — уходила в свою комнату и затихала там будто пряталась, как маленькая зверушка в норке. Приоритеты… их нужно обозначить вовремя даже для себя, особенно — для себя. И я сняла недалеко от нас небольшую меблированную однушку и перевезла туда маму с вещами. Она сама помогала мне собирать их и казалось, что даже с радостью. На месте попросила… именно попросила, а не потребовала, сменить телевизор и еще постельное белье — светлое на темное.

И я действительно подумала — теперь все сделано правильно, сейчас всем нам станет легче. В этот вечер, оставшись дома одни, первый раз после Нового года мы с Анжелой разожгли камин и сидели перед ним молча, будто совсем без сил. Потом она осторожно поинтересовалась:

— Мам… это очень плохо, что я не люблю бабушку?

— Нет… Поступки, Анжел, контролировать можно и нужно, а вот с чувствами все сложнее. Любовь точно не контролируется. Я, похоже, тоже не люблю ее и наверное, это плохо — для меня. А ей все равно.

— Ты что-то сделала неправильно? — не понимал ребенок, — плохо? Сильно расстроила ее, да? Когда была маленькой.

— Уже и не помню, — всерьез задумалась я, — будто бы нет. А там кто знает? Может — нечаянно, даже не заметив этого?

— Я тебя люблю, — успокоила она меня и приложила сверху: — И папу тоже.

Странно это… но тот разговор окончательно примирил меня с тем, что отец стал много значить для нее. Усталое равнодушие, которое я чувствовала по отношению к матери, точно не делало меня ни лучше, ни счастливее. Пускай… пускай любит, пока он кажется достойным ее любви.

Михаил еще в марте вышел из комы или его вывели… подробностей я не знала. И стремительно пошел на поправку. Угнетенные и даже искалеченные химией внутренние органы нуждались в лечении и восстановлении, и он проходил его там же — в Бурденко. Дальше следовала реабилитация в санатории.

При первой же возможности он позвонил Анжеле, и они стали общаться почти каждый день. Или даже каждый… я как-то слышала за ее дверью прозвучавшее очень привычно и почти дежурно:

— Спокойной ночи, пап!

Позже, когда поднабрался сил, он вызвал на разговор меня. И осторожно выспрашивал о моем отношении к написанному в том письме, рисовал возможность переехать ближе к нам — из Франции в Москву:

— У меня теперь хорошие возможности, Ира. После работы у Нувеля меня везде с руками оторвут. Бегать и проситься простым чертежником точно больше не придется, — хмыкнул он.

И я поняла, что так было — он приехал в столицу с периферии, резко сорвавшись не только от семьи, но и с работы, и вряд ли получил при увольнении хорошую характеристику. Скорее — наоборот. А это значит, что она вообще не предъявлялась им, но в таких случаях требуются объяснения и не спасают даже грамотно составленные резюме.

Тогда его начальник очень сильно злился и сорвался на меня, вылив всю грязь информации о похождениях мужа на мою голову.

Вот это и было возможной причиной их разрыва с дивой, но… тоже не факт. Уточнять подробности я не собиралась. Как и давать Михаилу надежду на что-то серьезное, а несерьезное — тем более.

— Делай, как знаешь, Миша, это твоя жизнь. Я на участие в ней не претендую… и не согласна. Ты спас меня и это изменило отношение к тебе — я благодарна безмерно, и точно уже не стану переживать, что Анжела общается с человеком… совсем недостойным.

— А ты так считала, когда я у вас появился, — вырвалось у него.

— Естественно. А что — твой поступок… тот, рекламирует твои лучшие качества? — нечаянно завелась я, — и ты еще посмел тянуть ко мне свои руки?!

— Я…? Держал себя в руках и контролировал… когда это? — растерялся он.

— С ложкой своей лез, — отрезала я.

— Не ложкой и не руками… — помолчав, вздохнул он: — А душой, Ира. Просто чувство такое вдруг — мы будто там еще, тогда…

— Это все лирика, Миша — ненужная, лишняя, — тоже погрустнела я, — не грузись ты этим — нет смысла. Считай, что у тебя есть мое прощение и даже благословение, если хочешь — на новую, полноценную жизнь. У тебя есть здоровье, пускай еще и относительно, но…

— Относительно? То, что случилось — чудо, Ира. Волшебство, мистика! Это вообще необъяснимо. Потому что дело не в составе яда — он самый обычный, а доза однозначно была смертельной… при нулевом иммунитете — точно. Не могут они ничего объяснить, даже на удобное плацебо тут не спихнуть… Но совпало все с тем, что я раскаялся — понимаешь? Сильно, по-настоящему! Пережил и осознал! Так бывает — поверь, и неважно что к этому подтолкнуло!

— Очень важно, Миша, — старалась я держать себя в руках. Нужно было договорить и поставить точку.

— Ты уверен, что сделал бы это, случись счастливое продолжение с этой твоей… дивой? Если бы она тебя не кинула?