Душа в черной маске

– Марина, поверьте, я вас не подозреваю ни в чем, но мне нужно раскрыть убийство. А вы можете мне помочь! – Я чуть смягчила голос и попробовала зайти с другого конца.

Это не возымело действия. Марина переключила свое внимание на ребенка. Она отчитала его за что-то, добилась того, что ребенок заплакал, а потом бросилась его успокаивать.

Я терпеливо ждала. Наконец малыш успокоился. Но Марина объявила мне, что ей пора кормить ребенка. Я пожала плечами и сказала, что подожду, что я никуда не тороплюсь. И тут Колесникову прорвало.

– Я не буду ничего вам говорить! – взвилась она. – Почему я должна вам что-то говорить?! Вы не имеете права приходить к людям и вторгаться в их личную жизнь! Вы не милиция. Милиции я все рассказала. Как вам не стыдно! Безобразие какое-то! Нужно найти на вас управу, и я ее найду. Вас просто выгонят с работы…

«Кто меня выгонит? – чуть не рассмеялась я. – У меня лицензия частного детектива, я одновременно и начальник и исполнитель! Кто меня выгонит?»

– …У вас совести нет, – продолжала Марина. – Вы не можете, вы не имеете права. Я не буду вам ничего рассказывать о своих проблемах. Единственное, что я вам скажу, – я не убивала Машу Гаврилову.

– А вот ваш муж… – вставила я, чем привела Марину в состояние, близкое к коматозному.

Колесникова закатила глаза и буквально застряслась.

– Моему мужу… Моему мужу… Если вы что-то расскажете, я не знаю, что я с вами сделаю. Это безобразие просто, беспредел какой-то. Да вы что?! Мой муж… Знаете, что он с вами сделает. У него есть знакомые…

– У всех они есть, – с усмешкой махнула я рукой. – Вы лучше подумайте – ведь от ваших слов зависит, будет наказан преступник или нет.

Колесникова внезапно осеклась и застыла на месте.

– Нет. Я вам ничего не скажу, – тихо произнесла она.

– Ну и не надо, – усмехнулась я. – Я сама все узнаю.

Разумеется, это мое заявление граничило с бравадой, но мне уже надоело препираться с Мариной, и я решила не продолжать дальнейшие уговоры, а занять твердую позицию. Я быстренько прошла в прихожую, обулась и покинула квартиру.

33+19+3 – полное исполнение всех ваших планов и надежд.

Лучше не бывает! Конец дела близок.

Когда кости так утверждают, это означает, что я на правильном пути и стоит продолжать выбранное направление.

Следовательно, нужно добивать версию с Мариной. Но прежде чем задаться целью проанализировать все, что связано с Колесниковой, я поехала в милицию.

Оперативник Павлов встретил меня в нормальном настроении.

Он был далек, с одной стороны, от щенячьего восторга, так свойственного ментам, когда они закрыли дело, но и не был ввергнут в депрессию и недовольство.

– Как дела? – поинтересовалась я.

– Работаем с этой фифой, довели уже ее до слез, – отрапортовал Павлов.

«Браво, гусар!» – чуть было не вырвалось у меня. Так ей и надо, этой стерве Регине! Я оказалась права, когда сдавала ее ментам.

– Ну а все же, по делу что-то интересное есть? – уточнила я.

– Пока ничего конкретного. Отрицает все, не колется. Ничего, может, посидит, одумается. Алиби у нее нет, никто подтвердить не может. Так что… – Павлов пожал плечами.

– Понятно, – вздохнула я.

Версия Регины не подтверждается, но и не опровергается.

Пускай работают органы, у меня появились интересные дела, связанные с Мариной Колесниковой. Пока не узнаю, в чем там дело, не успокоюсь.

И вдруг я вспомнила еще одну деталь. Маленькую такую деталь. Ведь давно хотела узнать…

– Дмитрий, а далеко ли опись вещей, которую ваши сотрудники делали на месте преступления? – спросила я.

– Да можно найти, – отозвался Павлов. – А что?

– Меня интересует некая старинная вещица, пудреница девятнадцатого века. Присутствовала ли она в описи?

Павлов порылся в бумагах, лежавших на столе, потом, не найдя, подошел к сейфу, открыл его и достал тонкую папку. Он раскрыл ее и вытащил листок бумаги.

– Нет. Нет здесь никакой пудреницы. А что, должна быть? – сказал он, пробежав глазами опись.

– Вообще-то должна, – ответила я.

– Но ее нет, – посмотрел на меня оперативник. – Что бы это значило?

– Не знаю, может, и ничего. Хозяйка квартиры присутствовала при описи?

– Разумеется.

– Дайте-ка мне посмотреть.

Павлов протянул листок. Я тоже пробежала глазами список. Самые обычные вещи – косметички, тряпье всякое, даже шариковую ручку ментовские бюрократы сюда вписали. А вот пудреницы не оказалось.

– Дима, вы, кстати, не в курсе – квартирная хозяйка как себя вела?

– В курсе, – ответил Павлов. – В принципе нормальная женщина, я с ней лично разговаривал. Там ситуация какая – Гаврилова заплатила ей за три месяца, а с момента последней оплаты прошел только один. Она, конечно, могла распсиховаться – мол, убийство совершили в моей квартире, вон отсюда, и все такое. Но деньги получены, а сестренка убитой попросила, чтобы ей разрешили пожить оставшиеся два месяца. Она вроде как на работу хочет устроиться в городе. Хозяйка покривилась, покривилась, а потом согласилась. При мне дело было…

– Значит, Наташа сейчас живет в квартире, где была убита сестра?

– Ну, значит, так, – сказал Павлов. – А что?

– Да ничего, это я так, рассуждаю вслух, – отмахнулась я.