Душа в тротиловом эквиваленте (СИ)

Вслед за ним, я повторяю эту мысль при каждом удобном случае. Вот только никак не могу понять, почему лишь немногие способны в это поверить?

.

      .

      .

      .

.

17 декабря 1952 года.

Темный, смутный и страшный слух полз по пересылкам и тюрьмам. Реально случившееся, по мере того, как его пересказывали, обрастало домыслами, словно днище корабля - ракушками.

Разговоры, подобные случившемуся в знаменитой Владимирской пересыльной тюрьме, происходили по всему Советскому Союзу.

От cлов пожилого, болезненного, с серым лицом заключенного, веяло жутью. Но слушали его внимательно, примеряя случившееся на себя. Время от времени, вымотанный этапом до синих кругов под глазами человек замолкал. Ему подливали в кружку крепкого, дочерна заваренного чаю. Он благодарно кивал и разговор продолжался.

- Тебя же из Крестов сюда перевели?

- Да.

- Что там было?

- Да я и не видел ничего толком,- тяжело и устало вздохнул зека. - Просто утром вдруг навалилась на меня тяжесть, будто кто чувал с картошкой на загривок бросил. Аж коленки подогнулись. Присел, а перед глазами плывет.

- Да на тебя глядя, можно подумать, что у тебя до сих пор коленки подгибаются. Как сидор-то свой дотащил, и то непонятно, - последовала реплика с верхних нар.

Смотряга набрал втянул воздух, собираясь призвать наглеца к порядку, но сидящий за грубо оструганным столом страдалец покосился на светящуюся слабым желтым светом лампочку и неожиданно миролюбиво согласился:

- Ага, подгибаются. Только я уже через это прошел, а тебе, голубь, еще предстоит!

В спертом воздухе переполненной камеры повисло тяжелое, как запах несвежего белья, молчание.

Вновь прибывший неспешно отхлебнул еще глоток чаю.

- Рассказывай, не томи душу, - попросили его.

-У всех оно по-своему, - последовал неопределенный ответ.

- Ты про себя расскажи. У тебя же статья тяжелая, а вот ведь, живой остался, - сказали ему.

- Попробую, только рассказчик из меня никакой. Значит, навалилось на меня. Туман в глазах, черточки или точки какие-то мелькают. Так оно бывает, когда напрягся что поднять, но не осилил. И чувство, будто внутри хрустит, аж нутро вздрагивает. Ну, присел. Потом вспоминать стал.

- Что вспоминал-то?

- Как жил, как тех ублюдков резал, за которых уже вторую пятилетку мотаю. Подумал, что если бы еще раз, все равно бы так сделал. Вот, собственно, и все. Как полегчало, поднял глаза, а камера- настежь и кровища кругом. Аж на потолке брызги. Паша Ставропольский, что всю войну карточки воровал, на наре удавился, а я и не слыхал ничего, будто и не рядом был. И вонь кругом такая...

Сначала думал, кто-то в камеру с топором заскочил. Потом смотрю - каждый, кто руки на себя наложил, сам себе судьей и прокурором поработал. Палачом тоже.

Думайте теперь, как оно для вас повернется. Одно замечу - сам себя строже судишь. Не по закону, мать его, который что дышло! По совести.

Вохры и начальства в тот день тоже много в штабель сложили. Видел сам - увозили грузовиками. И еще говорят, что та же картина наблюдалась и в Смольном. Но что-то не верится мне, эти всегда выкрутятся.

Все, хватит, поговорили. Прилечь бы.

В диспетчерской автоколонны 1149 в это время тоже пили чай. И разговор был похожий.

- Колька правду говорил! - возбужденно доказывала диспетчер табельщице.

- Врет он все, твой Колька! Сам подумай, что может дитя малое сделать?

Остановившись в дверях, водитель, заходивший за путевым листом, обернулся к спорщицам и веско сказал:

- Я с Николаем с Волхова до Праги прошел. Быть того не может, что врет. Просто поверить трудно, да это уж ваше дело.

Водитель вышел. Затихший было разговор, возобновился.

- А теперь представь: ребенок, босой, в летнем пальтишке посередь дороги километров в двадцати от Станового. Твой вот, далеко ли ушел бы? - спросила табельщица, задумчиво позвякивая ложечкой в стакане с давно остывшим чаем.

- Не ребенок это вовсе.

- Что, дьявол?

- Не знаю, но сатана точно не стал бы Кольке язву лечить.

Каждый прожитый день приносил жителям одной шестой части суши массу новостей и поводов поразмыслить. А кто обещал, что будет легко? Жить в эпоху перемен всегда трудно. Но зато - интересно!

-Что говорыты, дывный час настав, - делился своими огорчениями Петро:

-Я ему говорю: гордись сынку, деды-прадеды козаковалы, лихими лыцарями были!

А он мне чисто по-москальски:

- Было бы чем гордиться, батько. Я читал, что с шестого по одиннадцатый век в Поволжье, Приднепровье и на Северном Кавказе жили хазары, исповедовавшие иудаизм. 'Хазара' на иврите означает 'возвращение'.

Исходно, славяне были их данниками, потом торговыми партнерами, и в конце концов, стали соперниками. Дело кончилось тем, что сначала Вещий Олег "отмстил неразумным хазарам", затем Святослав прошелся огнем и мечём по хазарским городам. В общем, Хазария распалась. Уцелевшие ушли в Среднюю Азию (бухарские евреи), но часть осталась на нижнем Дону и Днепре.