Читаем Душа в тротиловом эквиваленте полностью

Душа в тротиловом эквиваленте

— Ну, — неуверенно протянул голос явно более молодого человека. — Власть, она такая. Все может. Покарать, помиловать, вознести или опустить. Власть — это все. Любые возможности, которые только можно себе представить.

— Учитесь все же формулировать коротко и точно, коллега, — вновь прозвучал профессорский баритон. — Совсем коротко. Длинных речей слушать никто не любит. Попробуйте еще раз.

После недолгого молчания, голос молодого человека озвучил короткую формулировку:

— Власть — право на произвол!

— Именно, дорогой мой! — восхитился баритон. — А если власть возможность произвола потеряла, как назвать случившееся?

— Переворот… — потерянно отозвался молодой человек.

Услышав, что собеседники как-то неожиданно засобирались на выход, Николаев опрометью выскочил с кафедры. Через пару минут он стоял в курилке и слегка подрагивающими руками ломал спички, пытаясь прикурить папиросу. Было отчего волноваться и о чем подумать.

Забавно конечно, но в то же самое время в кабинете главы Партконтроля шел разговор на ту же тему.

Резко, с проворотом, затушив в пепельнице окурок, Матвей Федорович произнес.

— А что, так и будем разъяснять, Георгий: оснований для паники и странных выводов о произошедшем в стране перевороте — нет. Работайте спокойно товарищи! Вчера я был у Хозяина, имел с ним беседу на эту тему.

— И что?

— Он долго смеялся, а потом сказал: «ყლე! Когда же они научатся видеть чуть дальше собственного носа? Если отдельные товарищи думают, что Советской Власти не стало, то мы их поправим.

На самом деле, власть только начала становиться советской в истинном значении этого слова! Теперь это просто тяжелая работа без особенных выгод и под строгим контролем. Не к такому ли положению дел мы всегда стремились?»

— В ЦК и министерствах по-другому говорят. Самые приличные слова, что мне передавали, это погром и чистка. А мы с тобой, Матвей — пара авантюристов, использующая в своих грязных играх неведомо откуда взявшихся асоциальных типов с наклонностями садистов.

— Эт да, типы действительно асоциальные. Любая риторика им до одного места. Их интересует разве что звездное небо над головой и нравственный закон внутри. Кто ж таких полюбит? Но без них теперь никак.

— Да понимаю, — продолжил мысль Маленков. — Коммунизм, к которому мы стремимся — это, по большому счету лишь версия Царства Божьего…

Георгий Максимилианович замолчал, отхлебнул чаю, и продолжил:

— Все мировые религии в конечном счете, такими личностями и создавались. Отшельники, изгнанники, пустынники, бродячие мудрецы действительно асоциальны. Это, по определению, личности стоящие вне общества.

Их величайшая ценность состоит в том, что они способны стать над обществом в своем понимании мира и справедливости. И по мере сил, приподнять остальных к своему уровню понимания.

— Чудны дела Твои, — криво усмехнулся Шкирятов. — Кто бы сказал мне пару лет о том, что такое вообще возможно… И кто мы с тобой теперь, апостолы или просто примкнувшие?

— Неважно. Одно лишь скажу тебе Матвей точно: нам прямо под ноги кинули ключи от рая. Теперь только работай! Но мы же всегда такого хотели, в смысле, чтобы народ сознательным стал и негодяи кончились!

Сам должен понимать, что, по большому счету, форма власти или ее принадлежность особого значения не имеет. Требуется изменить сознание людей, поскольку только так мы способны изменить систему управления и распределения так, чтобы она работала для народа в целом, а не в пользу отдельных властных группировок.

Здесь было два пути. Один — явно нереальный — медленное взращивание новых общественных отношений. Второй — революционный. Но тут — тоже беда. Чистки — вещь сложная. Можно, толком в горячке не разобравшись, такого натворить!

— И творили, а как без того… — грустно согласился Шкирятов.

— Теперь риска ошибиться нет. И значит, можно действовать грубо и просто: «Кто не с нами — тот против нас». И если кто против, то он может теперь только сбежать или сдохнуть. Другого просто не дано.

— Мы не против, пусть бегут. Только с этим теперь сложно. Знаешь, что на границах творится?

— Докладывали. Фантасмагория какая-то. Мы-то всех желающих отпускаем без звука — на что они нам, такие? А вот на той стороне что-то, видать, поняли. И если раньше эмигрантов и перебежчиков принимали чуть ли не с распростертыми объятиями, то теперь — шалишь! Говорят, не надо нам таких, своего дерьма хватает.

— Только говорят?

— Да не только. Заградотряды поставили. И стреляют без предупреждения.

— Ты ребят береги. И вот что, уговори младшего вернуться. Хватит, погулял парень. Так погулял, что чуть не догулялся.

— Силком не потащу. Да и как ты себе это представляешь?

— Да, проблема… Ну, хотя бы приглядывай.