Душа Запада

Кроме одного: "печаль последней встречи". Не верю этим словам. Ты, которую знаю я, не сказала бы так. Печаль - не печаль, а нечто иное. Как любовь синеглазого - не любовь...

Монастырь. Вот что это такое! Печаль - намек на монастырь! Ульяна Печальная - сестрица смерти, Праматерь без потомков. Ты уходишь служить Ульяне Печальной!

- В чем дело, девочка? Эта кобыла - компания лучше меня?

То был синеглазый Моран. Мне захотелось ответить: "Уж верно лучше - Луна не лжет!", или вовсе уйти, не сказав ни слова. Но яд струился в жилах, и я была как будто не я... Не одна я, а двое. Во всем есть подвох, во всех... Отчего мне нельзя?! И я сказала игриво:

- Как вы меня нашли? Неужели, следили?

Мы с Луною ушли на луг за рощу, из дому нас было не видать.

- Не нужно следить, чтобы понять твою душу. Я подумал, куда пошел бы сам, и направился туда.

- Так, стало быть, вы видите меня насквозь?

Я улыбалась, вся сияла. После годов при дворе это нетрудно.

- Ты - как я, - сказал Моран. - Вот и вижу.

- Тогда угадайте, о чем сейчас думаю?

А думала я о неискренности, которая хуже змеиного яда. Еще - о кинжале, что висел на поясе Морана. Ему - под левую руку, мне, стало быть, под правую.

- Вот о чем, - ответил он, взял меня крепко за плечи и поцеловал.

И ты, наверное, скажешь: дурочка Бекка. Будешь права. Что было у меня в голове - все вылетело. И яд испарился... Я скажу: когда целуешь человека - чувствуешь, любит он или нет. А ты скажешь: глупость, - и снова будешь права. Я чувствовала лишь огонь и сладость, и боялась, что он меня выпустит.

Но оправдаюсь одним: чего не должно было, того не случилось. В нужный миг я сказала: "Нет". Я умею - годы при дворе, опять же. И Моран послушался. Даже удивительно! Конечно, скажи я отцу - и ни один западник не встретил бы утра... Но откуда-то знала: Морану плевать на это. Если отступился, то не из страха.

- Свобода?.. - спросила я.

Он ответил:

- Поехали.

Мы сели на лошадей и пустились в дорогу. Ни "куда", ни "зачем" - не было этих глупостей. Засмеркалось, стемнело, взошла Звезда. Упала прохлада, голосили жабы в озерцах, пели сверчки. А мы молчали. Не хотелось болтать. Простор, ночь, луга... мир бездонный, как небо... а слова - они такие тесные.

* * *

Отец запер меня в комнате и приставил охрану. У него были все основания так поступить, ведь вернулась я на рассвете. Наши рыцари сбились с ног, разыскивая меня в окрестностях Лейси. Я понимала, чем грозит эта история: лично мне - ничем. Сказала:

- Папа, прошу тебя, не делай ничего! Моран не виноват. Во-первых, меж нами ничего не было, только прогулка. Верь мне. Во-вторых, поступала по своей воле, не по принуждению. И в-третьих, если думаешь, что через меня он хотел что-то выведать, то это не так. Мы едва перемолвились дюжиной слов.

- Кое-чего недостает, - ответил отец.

- Прости меня, папа.

Он кивнул:

- Дикари останутся живы, а ты останешься в комнате.

И запер.

Чего я точно не люблю, так это вздыхать попусту. Ах, они уедут прежде, чем я выйду... Ох, больше его не увижу... Ах, мое сердце разбито... Это не по мне.

Ночь была красива, и я вспоминала ее с улыбкой. Думала: таких еще много будет. Западники приехали подружиться, и раз уж сами протягивают руку - то отчего бы нам ее не пожать? Письмо, что получил отец, сделало нас сильнее. Значит, западники будут сговорчивы, и мир наверняка состоится. Они станут нам добрыми соседями, как Шиммери. Я смогу видеть его. Не хочу думать о замужестве... Слишком еще памятно: "Нарекаю своей невестой Минерву...", слишком больно. Но видеть Морана я смогу. Оседлаю Поля и проеду Пастушьи Луга насквозь, чтобы его увидеть. Двести миль в одиночку. Он, конечно, ничего не скажет - но и не нужно! Ехать ради встречи - это и есть счастье. Главное, чтобы был мир... а он теперь будет.

Мне приносили еду. Однажды я увидела в раскрытую дверь отцовского рыцаря, Гейджа - он стоял на страже. Я доверяла Гейджу, а он очень уважал меня. Позвала, попросила ответить.

- Что угодно, милая леди.

- Сир Гейдж, что вы знаете об этом шаване Моране?

- Западники - дикари, - сказал рыцарь. - Рейс зовется графством, но это никакое не графство, а кусок земли, кишащий налетчиками, конокрадами и кочевниками. Если не держать этот сброд железной рукой, то он перебьет друг друга. Но на беду нам вышло так, что именно сейчас Рейсом правят железные руки, потому Рейс - опасная сила. А рук, что держат вожжи, две: правая - граф Дамир, левая - шаван Моран.

- Хотите сказать, он - ровня графу?

- По крови - нет. Но по воле и храбрости - лишь на волосинку ниже. Иные даже говорят: Моран мог бы убить графа и править сам. Однако граф ему доверяет, и, видно, есть причины. Неясно, что между ними, но пока жив Дамир Рейс, Моран ему предан.

- Его прозвище - Степной Огонь. Отчего?

- Норов такой. Как пожар в степи: вспыхнет - не остановишь, пока все не выжжет.

Я остановила, - подумала я, - меня он слушает. Гейдж, видно, понял, о чем думаю.

- Милая леди, вам не нужно быть наедине с этим человеком. Он опасен, как сто чертей. Взбредет в голову - задушит и не моргнет.