Душа змея

Ты был летом, а я, конечно же, – зимой. Ты повадился бросать мне солнечный диск, и со временем это стало нашей любимой игрой. Диск становился все больше и больше, и мне так хотелось поймать его, чудесный, сияющий, ослепительный. Но я могла удержать его лишь короткое мгновение, и он ускользал, укатывался вновь к тебе, становясь тоньше и незначительнее, как и моя память о тебе в это время. Ты тоже забывал обо мне, стоило отпустить диск? Почему я никогда не спрашивала тебя об этом?

Мне было зябко в те дни, что ты укрывался от меня.

Я была лесом и рекой, небом и травами, что росли под ногами, птичьими голосами и той мелкой рыбешкой, что плещется летом в холодных ручьях. Это тоже были игры, но в них царили пустота и одиночество. Игра, которую не с кем разделить, становится бесцельной. Я ненавижу отсутствие смысла.

В один из самых промозглых дней я сидела на берегу и гладила голые ветки – кажется, им было зябко, но они обиженно молчали. И вдруг ты отразился в поверхности замерзшего озера, будто всегда был там, веками терпеливо ждал, когда я, наконец, отвлекусь от прибрежных кустов и посмотрю на тебя.

Мне хотелось встать и побежать, но я продолжила сидеть, будто это я ждала тебя здесь все это время, продуваемая ветрами, всю эту вечность, под белым-белым небом, среди снега и льда.

– Я придумал новую игру, – твой голос, как всегда, звучал как будто отовсюду и в то же время у самого моего уха, если бы только оно у меня было. – Тебе понравится.

Новую игру. Игру, в которой, может, мы наконец окажемся живыми, почувствуем себя ими и я узнаю, как это – когда из проколотого пальца льется густая теплая кровь? Может, игру солнечных зайчиков на нагретых камнях, игру водомерки, увязшей в ряске, игру паутинок на ветру? Все это было бы прекрасно, но слишком приелось. Что же ты придумал на этот раз?

Я встала и шагнула к озеру. Лед был тоньше высохших осенних листьев, но не треснул от моих шагов.

– Игру, в которой мы расколем этот мир надвое. Одна половина будет принадлежать мне, вторая – тебе.

– Хорошо, – сказала я, когда все улеглось, хоть двое и не стали до конца одним. Ты смотрел на меня с восторженной улыбкой. Наконец-то твоя затея смогла нас позабавить. – Но…

– Но? – переспросил ты, обиженно выпятив нижнюю губу, словно малое дитя. Как в тебе умещалось столько могущества?

– Но, – я подошла и взяла тебя за руку. Мир покачнулся. – Если есть те, кто рвет и раскалывает, нужны и те, кто будет сшивать.

И тогда ты придумал змеев».