Душа змея

– Ладно тебе, – Лавр вновь заговорил нормальным голосом. Никола по-прежнему буравил взглядом застежку на ремешке. – Пойдем вместе, хорошо? Элоиза, кажется, уже налюбовалась «предсветниками». Ой! – Острый локоть Элоизы уткнулся Лавру в бок. – Ненормальная, больно же! До вечера еще куча времени, и делать сегодня что-то совершенно невозможно. Идем?

Никола поднял взгляд. Лавр улыбался, Элоиза пританцовывала на месте. Ни малейшего шанса остаться одному, однозначно.

* * *

В Куполе Никола хотел привычно спрятаться в своем углу у вышитого гобелена, но Лавр упорно потащил его вперед, почти к самому иллюминатору. Элоиза, здороваясь с каждым встречным, шла следом.

Иномирцы, улыбавшиеся Лавру, смотрели будто сквозь Николу – уже по большей части без прежней ненависти, благодаря Вязу, отцу Лавра, но словно и не видя его вовсе. Никола привычно втянул голову в плечи. Ему самому не слишком-то хотелось быть замеченным.

Окружавшие иномирцы больше не восхищали Николу, как в первые годы, своей чуждой непонятной красотой. Такие похожие на людей – с человеческими лицами и телами, – но все же совсем не они. Больше не вызывала ужаса прочная, покрытая причудливыми узорами блестящая чешуя, делавшая их такими сильными, почти неуязвимыми. Дети Великого Змея. Сперва они казались куклами из одной партии, ожившими скульптурами, карнавальными костюмами, навеки приросшими к коже. Словно их всех разнили лишь только прически, цвет глаз и чешуи. Но шли дни, и Никола привык находить крошечные особенности, отличавшие иномирцев друг от друга. Щербинку между передними зубами Лавра, едва заметную морщинку на переносице Вяза, темное пятно – меньше ногтя на детском мизинце – на виске Элоизы. Опознавательные знаки, за которые можно было уцепиться взглядом и не сойти с ума. Теперь же память и вовсе сыграла с Николой злую шутку, и даже люди в воспоминаниях представлялись ему сплошь почти такими же, неотличимыми друг от друга. Он привык совсем не думать о своих чертах, о том, каким слабым, взъерошенным и нелепым, должно быть, кажется им всем. Зеркал Никола избегал, тщетно пытаясь забыть, что может увидеть в них. Тонкую кожу, на которой появлялись прыщи и царапины, круги под глазами, жесткие волосы, торчавшие после сна в разные стороны. Все эти трещины и сколы, ненавистные иномирцам. То, о чем больше всего хотелось и не знать вовсе.

Но что Никола помнил точно – ни один человек, в отличие от иномирцев, не умел насылать таких жутких мороков, злых ночных кошмаров наяву.

– А, вот вы где! – Вяз заметил их первым. Элоиза с радостным вскриком кинулась его обнимать, будто не видела по меньшей мере год. Отец подхватил смеющуюся дочку на руки. – Уже посмотрели на Цветение?

– Ага, умереть просто, какое увлекательное зрелище, – сказал Лавр, подавив зевок. – Но вот променяли его на не менее захватывающее объявление. Что за день!

– Все упражняешься в остроумии, – улыбаясь, Вяз покачал головой. – Здравствуй, Никола!

– Здравствуйте! – Никола протянул руку. Вот уже десять лет Вяз был единственным иномирцем на Корабле, поддерживавшим для Николы эту земную традицию приветствия.

Вяз опустил Элоизу на пол и ответил коротким крепким рукопожатием. Николе всякий раз странно и мучительно было видеть собственные пальцы – с заусенцами, короткими лунками небрежно остриженных ногтей – рядом с жилистой, будто из металла отлитой кистью Вяза. И все же Никола едва ли отказался бы от этих секунд.

– Надеюсь, мы не слишком напугаем тебя этим вечером, – Вяз склонился к Николе и заговорил тише. – Я знаю, знаю, – он заметил, что Никола собирается возразить, – ты уже попривык к нашим… особенностям. Но Игра может иногда удивить и даже, пожалуй, ужаснуть, особенно если видишь ее впервые. Невозможно наперед сказать, как все пройдет. Если хочешь, можешь вовсе остаться у себя.

– Нет, я приду. Я прочитал все, что нашел в библиотеке об Игре, и, думаю, справлюсь. И мне интересно.

– Да, сегодня определенно день неожиданностей: ты и библиотека! Не-мо-жет-быть, – Лавр присвистнул. Элоиза тихонько засмеялась в кулак.

– Не слушай их, пусть себе ерничают, – Вяз едва коснулся плеча Николы. – Ну и молодец, что придешь. Ты молодец, Никола.

Никола смутился дважды повторенной похвалы и поспешил перевести взгляд за спину Вяза. Невозможно было до конца привыкнуть к равнодушному холодному свету. Для него эти звезды никогда не станут ближе.

Хранитель, как всегда подтянутый, сосредоточенный, с идеально прямой спиной, вышел на помост, и шум вокруг стих. Иномирцы мало что ценили так же сильно, как исполнение взятого на себя долга.

Хранителем в результате жеребьевки, проведенной шесть лет назад, стал скуластый темнобровый Ясень, молчаливый и собранный, словно специально созданный для этой роли. Чешуя у него была серебристо-серой, в черноту.

– Лючия пребывает в здравии. – Ясень день за днем говорил одно и то же одним и тем же тоном. Никола давно уже перестал надеяться, но все равно продолжал приходить сюда, чтобы услышать две короткие заученные фразы. – Она спит.