Душегуб

Церковь в Залесье в свое время подрядился строить некто Олев Валкс — предприниматель из сопредельной страны. На стройке, которую финансировала лютеранская епархия, он хорошо заработал, а заодно узнал о неплохих перспективах продолжать здесь свой бизнес, пользуясь для этого возможностями, которыми располагал местный лесхоз. Валкс с недавних пор занимался не только одним из самых выгодных направлений бизнеса — строительством, но и подрядился снабжать сырьем у себя дома фабрику, где делали щиты для корпусной мебели и разную фурнитуру к ней, а на это требовалось много древесины. В Залесье ее можно было очень выгодно приобретать. Валкс, бывая здесь в связи со строительством прихода лютеранской церкви, ближе познакомился с Либерсом и попросил его посодействовать с приобретением леса, а в случае успеха обещал поделиться дивидендами. Вот почему Либерс так активно искал контакта с новым директором лесхоза Нексиным, и это ему вполне удалось, как удалась воскресная проповедь, которую он задумал ради Нексина, чтобы ему угодить. И в то время, когда Нексин после воскресной службы в хорошем настроении пошел к себе, Либерс тут же созвонился с Валксом, и они условились, что последний приедет в Залесье для переговоров по бизнесу через день.

Плану Либерса в этот раз не суждено было сбыться, для него, как и для Нексина, следующий день — понедельник — стал не только трудным днем, но и черным. Взятая было Нексиным под контроль ситуация с Кишкелсом, стала критической, меры по урегулированию вопроса техники безопасности в лесхозе мало что значили, потому как Кишкелс, получивший «тяжелое сотрясение мозга и повреждение центральной нервной системы», скончался в больнице.

Нексин, когда пришел на работу, услышав печальное известие от диспетчера Заборова, изменился в лице и, ничего не сказав, заперся в кабинете. Заборов по-своему расценил его поведение, полагая, что директору следует прийти в себя после такого сообщения и собраться с мыслями, чтобы решать кучу вопросов, возникавших в связи со смертью рабочего.

Войдя в кабинет, Нексин из-за сильного нервного напряжении упал в кресло, оставаясь в таком положении несколько минут. Понимая, что косвенно тоже виновен в этой смерти, охватив голову руками, закрыв глаза, стал думать о том, что делать, как быть. На любом производстве всегда с кем-то что-то происходит, жертвы были и будут, — это он хорошо знал; но переживал за другое: как смерть рабочего повлияет на его директорство? Его охватила растерянность при мысли, что дело получит большее развитие, станет известно, что и он причастен, а главное, могут последовать организационные выводы. И когда на столе неожиданно зазвонил телефон, то уже не столько растерянность, а страх был в глазах Нексина. Он поднял трубку, и в ней услышал голос незнакомого человека, который сказал, что он следователь прокуратуры, представился: «Крюков Юрий Петрович». Затем продолжил говорить о том, что ему крайне необходимо (в чем заключалась необходимость — не уточнил) уже завтра быть в лесхозе; и попросил, чтобы на месте были все лица, отвечающие за безопасность труда. Следователь ни слова не сказал о смерти Кишкелса, и это был плохой знак, потому как, видимо, приехать хотел неожиданно, хотя должен был понимать, что в лесхозе могут знать о смерти Кишкелса. «Не иначе как решил застать врасплох», — подумал Нексин, продолжая еще некоторое время держать трубку, когда на другом конце ее уже положили. Потом положил и он, очень осторожно, так что не было слышно стука пластмассы. Так он делал раньше, когда по телефонам, установленным параллельно из-за нехватки номеров, в разных кабинетах обкома партии, подслушивал разговоры коллег; трубку опускал также мягко, чтобы не слышали, что она снималась во время чужого разговора. Одно обстоятельство немного успокаивало Нексина, что он по своей инициативе, без чьего-либо указания, взял заявление у тещи Кишкелса и организовал в лесхозе внутреннюю проверку несчастного случая, выявил виновных и издал приказ о наказании. Это, полагал он, было большим плюсом для него; плохо — что не успел взять объяснения у главных виновников Резника и Варкентина; нужно было срочно восполнить этот недостаток.

Нексин прошелся несколько раз по кабинету, лихорадочно соображая, что делать далее. «И все же без помощи со стороны, пожалуй, не обойдусь», — сказал он себе и полез в стол за телефонным справочником, который прихватил с прежней работы. На полях были многочисленные записи и пометки с телефонами нужных людей. «Ага… Вот он… Кудахтин — знакомый прокурор… Перешел, кажется, работать в областной аппарат своей конторы… Не он ли мне как-то сказал мудрые слова: “В уголовном деле лучше иметь надежного свидетеля, чем ненадежного обвиняемого”. Я не должен быть обвиняемым…»