Душегуб

Как и задумал, Нексин встал очень рано, чтобы его видело как можно меньше людей в поселке, погруженном в траур. На дворе было еще темно, но во многих окнах уже горел свет; желтая полоска падала и от кухонного окна Сизовой. Завтракать, чтобы не терять времени, Нексин не стал, решив выпить кофе на природе, поэтому заварил его прямо в термосе; нарезал бутерброды; взял с собой крупномасштабную топографическую карту лесничества, все уложил в большую хозяйственную сумку, на дне которой в разобранном виде были ружье и патронташ. Вместе с ружьем Заборов отдал целую россыпь патронов; Нексин выбрал с десяток, начиненных мелкой дробью, и пять патронов с картечью, посчитав, что этого будет достаточно. Сам оделся со знанием дела — предстояло весь день провести на воздухе — и вышел к машине; садясь в нее, увидел боковым зрением, как на крыльце появилась Сизова и ему замахала, то ли для того, чтобы подождал, то ли на прощание. Он сделал вид, что не заметил ее, было и оправдание — небо едва начало светлеть, и он ее мог не видеть. С Сизовой не хотел встречаться, потому что одежда на нем была не для поездки в город, и это могло броситься в глаза. «Хотя какое ей дело? — сказал себе Нексин. — Спросит отвечу, что зима, дорога длинная и всякое случается в пути, может сломаться машина, долго придется ждать какую-нибудь попутку, а так не замерзнет». Автомобиль завелся с ходу — водитель Петерс его содержал в исключительном порядке, — мотор поначалу порычал, затем сбросил обороты и стал работать ровно; стрелка топливного бака показывала, что он полный. Нексин довольный потер руки и включил первую передачу, машина плавно пошла вперед, хрустя шинами по сыроватому снежному насту. Дом был на краю поселка, и автомобиль сразу выкатился на шоссе. Нексин проехал несколько километров по асфальту, навстречу никто не попался, и свернул по намеченному маршруту на узкую дорогу, с песчано-гравийным покрытием, проложенную по просеке. Почти сразу машину обступил хвойный, почти без подроста, высокоствольник — сосна, ель и лиственница. Успевшее заметно посветлеть небо снова потемнело, потому что местами кроны деревьев, растущих вдоль дороги, сходились так близко, что казалось, это вовсе и не дорога, а тоннель. Нексин поехал медленнее, потом и вовсе со скоростью пешехода, с интересом разглядывая то надвигавшиеся на него из темноты в свете фар, то проплывавшие мимо ровные, как телеграфные столбы, стволы деревьев, — зрелище было красивым и немного сюрреалистическим; последнее усиливали вдруг вспыхивавшие то в одном, то другом месте цветные огоньки от преломляющихся в холодном воздухе лучей фар. Так он ехал еще с полчаса, мотор, работая на низких оборотах и при малой скорости, начинал перегреваться, но Нексин боялся остановить машину, за дверцами которой все еще скрывался таинственный для него, городского жителя, и немного жутковатый своей неизвестностью мир дикой природы. Все же он был вынужден остановить автомобиль и заглушить мотор. Дверцу долго не открывал, прислушивался, что происходит снаружи, но не услышал ничего, звенело лишь в ушах от непривычной тишины, и еще ощущал какое-то волнительное сердцебиение. Наконец, вышел из машины. Оказалось, что было не так темно, как виделось через окно машины. Лес просматривался довольно далеко и уже не был сумеречным. Нексин вспомнил рассказ Борец о филине и связанной с ним истории, осмотрелся внимательно — кругом все было так спокойно и невозмутимо, что это ему придало уверенности, и он прошелся немного вперед по дороге, разминаясь, приседая и размахивая руками. Был уже конец зимы, в этих краях сильные морозы были редкостью, а теперь температура и вовсе стояла около нуля, холода практически не чувствовалось, напротив, от леса исходило какое-то особенное тепло, остро пахло лесной сыростью и хвоей; снега лежало мало, потому что за зиму случались несколько раз оттепели с дождями, и снег был неглубокий и рыхлый. Больше всего поражала доселе неслыханная им тишина, он не мог сравнить это состояние ни с чем, разве что только с погружением в воду, но там тишина давящая и неуютная, здесь же все было иначе: она была торжественная и в то же время легкая и прозрачная, и ему казалось, что такое возможно, наверное, только где-нибудь в космосе, потому как вокруг не было совершенно никаких признаков жизни: ни следов на снегу, ни голосов птиц. Он этому особенно поразился и подумал: разве может быть вообще какая-то охота в таком безмятежном месте? Но совсем не догадывался, что как раз жизнь в лесу шла своим чередом, а его обитатели поутру находились либо в глубине лесной чащи, либо не выдавали постороннему своего присутствия. Нексин пошел к машине, чтобы позавтракать. Такого завтрака у него тоже никогда не было. Аромат кофе чувствовался гораздо сильнее, чем в обычной обстановке, за столом, и Нексин продлевал это удовольствие, тем более что некуда было спешить. И уже стало совсем светло, когда он поехал дальше. Остановился еще через несколько километров, увидев, что лес расступился. Вдоль дороги пошли небольшие поля, густо покрытые донником и кустарниковыми зарослями из дикого барбариса, черной бузины, боярышника и шиповника; по низинам росла черемуха, а на местах повыше — можжевельник. Он вспомнил слова Заборова, что куропатки на ветвях деревьев не сидят и вообще в лесу не живут и не водятся, а любят именно поле и кустарники, особенно можжевеловые. Он остановился прямо посреди дороги, побоявшись принять на обочину, чтобы не попасть в какую-нибудь канаву. День уже окончательно принялся, низкого солнца за дальним лесом видно еще не было, но его свет полностью растворил сизый утренний воздух: кусты, поле, деревья на опушках леса так и манили своей загадочной красотой. Нексин не стал опоясываться патронташем, а рассовал по карманам патроны, в стволы не задумываясь загнал по заряду с картечью, хотя шел за куропатками, и побрел вдоль опушки леса. В сравнении с бором, в котором недавно останавливался, здесь все было совсем иначе. На выпавшем с вечера тонким слоем влажном снегу, который хрустел под подошвами сапог, во все стороны — куда ни глянь — тянулись разные следы. Нексин в них не особенно разбирался, разве что отличал следы птиц от следов круглых, очевидно, оставленных лапками мелкого зверя и еще совсем мелких и частых следов грызунов. Он прошел лишь десяток шагов, как совсем близко, из молодого ельника, раздался пронзительный птичий крик; смелая и ловкая, если не наглая, птица — это была сойка — резво и забавно прыгала по веткам с дерева на дерево на его пути и даже несколько раз пронеслась над Нексиным, так что можно было разглядеть ее серо-красное оперение и черный хвост, и уселась недалеко на дубовом кусте. Одна из самых ранних весенних птиц, она, объявившись в этой местности, свидетельствовала, что зима закончилась. Нексин перехватил ружье и хотел выстрелить, но передумал, побоявшись, что сразу наделает много шуму и идти дальше будет без толку. В ответ на крик сойки из леса тут же послышались другие звуки: клекот и бормотание какой-то птицы и трескотня сороки. Нексин крепче сжал ружье, готовясь к любым неожиданностям. Долго ему не пришлось идти; он не успел перейти с опушки леса в поле, как из-под снежного наста вдоль можжевельника, чуть не под ногами, вспорхнула стайка куропаток. Он растерялся и не сразу сообразил, что это куропатки, а пока вскинул ружье, птицы успели перелететь на приличное расстояние — около сотни метров — и снова сели. Нексин взвел оба курка и, стараясь идти как можно тише, двинулся в сторону улетевшей стаи; прошел примерно половину пути и издали увидел куропаток. Они копошились, как куры, в снегу. Он был от них на расстоянии хорошего выстрела, когда стая снова шумно взлетела, но на этот раз понеслась не по прямой, а птицы веером разлетелись в разные стороны, большая их часть снова полетела в сторону можжевельника. Нексин побежал вслед за ними, выстрелил из одного, потом второго ствола, но птицы улетели, он не обнаружил никакого трофея. Его стала разбирать злость за очередную неудачу, но вдруг понял, что стрелял не дробью, а картечью, что называется «пушкой по воробьям»; перезарядил ружье дробью, сообразив, что раньше стрелял в тире пулями по неподвижной мишени, а сейчас имел дело с дичью, для стрельбы по которой следовало приноравливаться. Он опять пошел в сторону можжевельника — азарт брал свое. Ему стало жарко от ходьбы и волнения, мышцы ног от непривычно быстрых и резких движений напряглись и болели, но он продолжил осторожно, чуть пригибаясь, передвигаться по краю поля. И его ожидал успех. Он точно заметил, куда сели птицы, и только стали взлетать, как разрядил в них сразу оба ствола. Нексин увидел, как две куропатки упали и барахтались на снегу. Он, не обращая внимания на непослушные, совсем онемевшие ноги, побежал вперед, чтобы убедиться в результате. Когда подбежал, увидел, что одна птица уже мертва — дробина попала в голову, а вторая, раненная, волоча крыло, успела далеко убежать. Он было пошел за нею, но вернулся и стал разглядывать убитую кустарниковую куропатку: птица и мертвая была красива в своем пепельно-сером оперении с рыжеватыми пятнами. У Нексина появилось чувство удовлетворения, некоторой даже гордости за себя, что сумел подстрелить дичь, и он решил, что должен серьезнее и основательнее заняться охотой, потому как первый раз, когда ходил на косулю с Заборовым, был элемент везения, но сейчас результата добился сам, изнурительным трудом, хотя при опыте и определенных навыках мог иметь и больший успех. Он еще некоторое время разглядывал красивую птицу, но забирать не стал; передохнув, поправив на себе одежду, пошел снова вдоль опушки леса, чтобы не заблудиться. Нексин понял, что следует быть внимательнее, лучше присматриваться и прислушиваться к звукам леса, который жил своей жизнь даже зимой. Нексин подолгу останавливался в интересных местах, разглядывал следы, слушал стрекотание соек и сорок, веселое щебетание на залитых солнцем деревьях синиц и снегирей; поразили его красивейшие охряно-желтые клесты, шумно разбивавшие еловые шишки, и дерущиеся самцы пестрого дятла. Но по-настоящему он пережил волнение, когда, проходя сквозь молодой подлесок, потревожил вспорхнувшую с земли метров в десяти от него большую черно-бурую птицу с красными пятнами на маховых перьях — это была самка глухаря-косача, в это голодное время, конца зимы, обычно пасущаяся в зарослях папоротника. Глухарка очень быстро и ловко пронеслась сквозь деревья и бесследно исчезла. Нексин в очередной раз подумал, что не готов к такой встрече, хотя вполне мог сбить на лету крупную дичь. Он еще долго ходил по полю, вдоль леса, иногда углубляясь в него, выходил на прогалины, и, устав окончательно, повернул назад. Когда вернулся к машине, первым делом завел мотор, прогрел автомобиль и развернул его так, чтобы солнце через стекло грело лицо. После допитого кофе и съеденных бутербродов его так разморило от тепла и еды, что он решил немного вздремнуть и выключил мотор. Но проспал довольно долго, проснулся оттого, что сильно озяб, так как салон успел остыть; к его удивлению, солнце уже садилось за горизонт, день сходил на нет.